На самом-то деле и в советские времена тоже писалось многое. Вот только понять это могли не все: главное-то опускалось. Вот пишут о диссидентах. Пишут, что оказавшись за решеткой, некий А. Гинзбург завел себе друзей среди преступников и, как вспоминает один из тех, кто был с ним в одном бараке, всех
Сейчас, когда ФСБ спокойно смотрела на то, как звери резали детей в Беслане, мы вспоминаем, что началось такое их взаимодействие под прикрытием несостоятельности КГБ в решении тех или иных задач давно: еще в январе 1977 г. когда прошли первые террористические акции — известные взрывы в Московском метро и попытки взорвать в других местах. На расследование (под руководством генерала В. Н. Удилова) ушло полгода! Причем многие вещи там просматривались сразу — ни каких особых чудес оперативно-розыскного искусства там не было продемонстрировано. Один из трех задержанных армян оказался судим в 1964 г. по статье 70 УК (ведение антисоветской пропаганды). В самом деле, КГБ иногда не торопился, а когда ловил диссидентов, то грозил им не сроком, а для начала Официальным предостережением от имени органов КГБ СССР, что было утверждено Указом Президиума Верховною Совета СССР 25 декабря 1972 г.
Простые же советские люди оставались в недоумении: «Между живущими в Москве «диссидентами» происходит даже «полемика» (разумеется в буржуазных органах печати). Например, Шафаревич «осудил» уезжающих в эмиграцию своих собратьев за «слабость»: бороться, мол, с Советским государством надо здесь, в Москве, в СССР, поучает он… Ему ответил на страницах парижской печати проживающий под Москвой Ю. Даниель: нет, возражает он, все средства борьбы с советской властью хороши — и здесь, и в эмиграции… Оба участника «дискуссии» пользуются пока всеми благами нашего общества и пребывают в неприкосновенности.
«Диссиденты» действуют не только открыто, но и наступательно. (…)
Большинство советских людей сегодня отказываются понимать, как можно безнаказанно лить грязь на нашу страну, проживая в Москве или под Москвой. Но даже в том случае, если подобное положение сознательно допускается в силу каких-либо государственных причин, то остается все же непонятно — почему «деятельность Сахарова, Корнилова и прочих остается без ответа советской пропаганды?» [1.25. С. 349–350].
Разумеется, чистая наука все может объяснить и все расставить по своим местам: «Часть реальности, не входящую в данную систему, но способную взаимодействовать с ней, образует среду этой системы. Среда не обязательно находится во внешнем к системе пространстве» [1.26. С. 12]. И далее автор ссылается на слова одного из основателей своей науки: «болезнетворные бактерии «внутри» организма, но функционально… они — внешняя для него среда» [1.27. С. 159]. Так что понять это можно. Но чувства это вызывает самые сильные…
Надо отметить, что при всем самом внимательном исследовании нельзя сказать, что цифра диссиденствующих элементов была большой. Но важен эффект от их деятельности. Такова общая природа этого явления. В прошлом было тоже самое: троцкисты и прочие левые и правые уклоны составляли иногда не более 0,5 % от числа всей ВКП (б), но воздействие их было таково, что вся внутренняя политика вынуждена была подстраховываться от них.