3. Властелин Севера / 4. Песнь меча (сборник)

– Это мои люди, – тепло ответил он. – И – да, они достойны доверия.

Он поднял руку, останавливая меня.

– Я приведу ее сюда, чтобы вы с ней встретились, – объяснил Эрик. – Ей нравится бывать на свежем воздухе.

Я ждал. Отец Виллибальд тревожно оглянулся на норвежцев, которые наблюдали за нами от дома Зигфрида.

– Почему мы встретимся с ней тут, снаружи? – спросил он.

– Эрик говорит, что ей нравится бывать на свежем воздухе, – объяснил я.

– Но они убьют меня, если я ее тут причащу?

– Потому что подумают, что ты творишь христианское колдовство? – спросил я. – Сомневаюсь, отец.

Я наблюдал, как Эрик отдернул кожаную занавеску, служившую дверью дома. Сперва он что-то сказал охранникам, и эти воины отодвинулись, освободив пространство между фасадом дома и стенами крепости. Укрепления представляли собой широкий земляной вал всего в три фута высотой, но я знал, что с внешней стороны высота куда больше. Вал был увенчан палисадом из крепких, заостренных сверху дубовых бревен. Я не мог себе представить, как можно подняться на холм от ручья, а потом преодолеть эту грозную стену. Но я не мог и придумать, как атаковать с дальней от моря стороны укреплений, на виду у всех спустившись в ров, взобравшись на стену и преодолев защищающий крепость палисад. Это был хороший лагерь – не неприступный, но взятие его стоило бы невообразимо огромных жертв.

– Она жива, – выдохнул отец Виллибальд.

Я обернулся к дому и увидел Этельфлэд – пригнувшись, она прошла под кожаной занавесью, которую держала изнутри невидимая рука.

Этельфлэд казалась более маленькой и юной, чем когда-либо, хотя ее беременность наконец-то стала очевидна. И все равно она выглядела гибкой.

«Гибкой и беззащитной», – подумал я.

Потом она увидела меня и улыбнулась. Отец Виллибальд двинулся было к ней, но я удержал его, схватив за плечо. Что-то в поведении Этельфлэд заставило меня удержать священника.

Я почти ожидал, что Этельфлэд с облегчением побежит ко мне, но вместо этого она задержалась у двери, и обращенная ко мне улыбка казалась вымученной. Было ясно, что она рада меня видеть, но настороженность не ушла из ее глаз, когда она обернулась к вышедшему вслед за ней Эрику. Тот жестом показал, что она может со мной поздороваться, и, только получив его одобрение, она пошла ко мне. Теперь лицо ее сияло.

А я вспомнил день, когда Этельфлэд венчалась в новой церкви своего отца в Винтанкестере. Сегодня она выглядела так же, как тогда. Счастливой. Сияющей. Она шла легко, будто танцуя, и улыбалась так мило – и я вспомнил, как подумал, находясь в том храме, что влюблена она в любовь. И внезапно осознал разницу между тем днем и сегодняшним. Ее сияющая улыбка предназначалась не мне.

Она снова оглянулась, поймала взгляд Эрика, а я молча смотрел на них. Следовало догадаться еще по словам Эрика. Я должен был догадаться, потому что это бросалось в глаза, как только что пролитая кровь на девственно-чистом снеге.

Этельфлэд и Эрик влюбились друг в друга.

Любовь – опасная штука.

Она приходит тайком, чтобы изменить нашу жизнь. Я думал, что люблю Милдрит, но то была просто похоть, хотя некоторое время мне казалось, что это любовь. Похоть – обманщица. Похоть выворачивает наши жизни, пока все не становится не важным, кроме людей, которых, как кажется, мы любим. И под действием этих обманчивых чар мы убиваем за этих людей, отдаем все ради них, а потом, получив желаемое, обнаруживаем, что все оказалось лишь иллюзией, не более. Похоть – путешествие в никуда, в пустую землю, но некоторые любят такие путешествия и никогда не заботятся о цели назначения.

Любовь – тоже путешествие; путешествие, цель которого – лишь смерть, но это путешествие блаженства. Я любил Гизелу, нам с ней повезло, потому что нити наших жизней переплелись и остались вместе. Мы были связаны друг с другом, и три норны по крайней мере какое-то время были к нам добры.

Любовь имеет власть даже тогда, когда нитям жизни не очень удобно вместе. Я научился понимать, что Альфред любит Эльсвит, хотя та походила на примесь уксуса в молоке. Может, он просто к ней привык, а может, любовь – это скорее дружба, чем похоть, хотя боги знают: похоть есть всегда.

Мы с Гизелой тоже ощущали довольство, как и Альфред с Эльсвит, хотя я думаю, что наше путешествие было более счастливым, потому что наше судно танцевало по освещенным солнцем морям, подгоняемое порывистым теплым ветром.

А Этельфлэд?

Я видел это на ее лице. Я видел в ее сиянии всю внезапно посетившую ее любовь, и все несчастья, которые должны были последовать за этим, и все слезы, и все разбитые надежды. Она совершала путешествие, путешествие любви, но ее ждал шторм столь суровый и темный, что сердце мое почти разбилось от жалости к ней.

– Господин Утред, – сказала Этельфлэд, приблизившись.

– Моя госпожа, – ответил я и поклонился.

А потом мы стояли молча.