30 лет спустя (СИ)

— Василий Федорович, скажи мне, в чем, по-твоему, я не прав? Буквально с первых же слов переговоров нам открыто заявили, что эта война кланов против нас, поддержанная на самом высоком уровне, не будет прекращена, а только лишь прервана на время. При этом мы должны еще посчитать за высшее счастье, что нам позволят умирать за их государство, да еще и все добытые в боях трофеи потребовали вернуть. Ну, и, самое главное, — я сделал перерыв, посмотрев на внимательно меня слушающих присутствующих, — сейчас эта армия кланов сидит буквально у нас на привязи, а очень быстро усугубляющиеся проблемы с водоснабжением вот-вот сделают ее вообще небоеспособной. Отпусти мы их сейчас, и все придется начинать сначала, только уже в гораздо более сложных условиях. В следующий-то раз они подготовятся и в нашу ловушку так глупо не попадутся.

— Артем Александрович, неужели ты считаешь, сейчас перед нами все возможные войска сосредоточены? — Это уже Михаил Павлович Неустроев, главный над всем клановым ополчением в разговор вступил. — Если Стресснер поднапряжется, он и вдвое большую армию по нашу душу отправит. Далеко не все кланы в этом походе участвуют, да и государственная армия стоит пока, пусть формально, в стороне от нашей драки.

— Вот именно, если поднапряжется, и только две третьих от того максимума, против которого нам придется иметь дело, если мы этих, что перед нами сейчас, за просто так отпустим. И, к тому же, ему, помимо нас, еще надо свои войска против вторгшихся боливийцев использовать. Нет, я совершенно точно уверен, что он вдвое больших сил уже не соберет. А если войск на нашем направлении окажется недостаточно, так и прочие кланы, поняв, что мы отнюдь не шутим и готовы сражаться до конца, пойдут на попятную. — Пытался я убедить наш совет. Бог знает, так ли это, но кажется, мне это все же удалось. По крайней мере, больше никто тему, что нужно срочно выполнить требования наших противников не поднимал.

Военное противостояние на созданном нами фронте длилось еще сутки, после чего отдельные части начали оставлять позиции, направляясь в сторону нашего замечательного бетонного шоссе и дальше на юг. Ну, те, кто смог, конечно и не взлетел на воздух сразу же на выезде. За эти несколько суток шурахи, повинуясь моим указаниям, заминировали в тылу у противника буквально все и вся.

Передовые машины стихийно сформировавшихся транспортных колонн, пытавшиеся передвигаться по шоссе, тоже подорвались, и все они встали. Сорвиголовы, которые попытались объехать получившиеся заторы по целине нарвались на свои взрывчатые гостинцы и встали тоже. После нескольких упорных, но совершенно безрезультативных атак на наши позиции, которые можно было бы обозвать исключительно атаками отчаяния, вражеские бойцы начали, сначала по одиночке и мелкими группами, сдаваться в плен.

— Вот теперь, и в самом деле, можно начинать переговоры, — объявил я, когда сдача в плен приняла массовый характер.

Переговорщики к нам заявились все те же. Ну, почти. В этот раз прибыло четверо из пяти, приходивших в тот раз, и у одного из этих изможденных парламентеров нынче рука оказалась на перевязи.

— Чего вы конкретно хотите? — Задал вопрос все тот же полковник Игнатов. Ага, исключительно с его слов, полковник. Так-то он снова в гражданке был одет.

Хм, надо бы спросить, это звание у него осталось от русской императорской армии или получено уже на здешней службе? Если он имеет чин армии Парагвая, участие в войне против нас государственной власти можно будет считать доказанным, а значит и договор, заключенный с Парагваем моими родителями можно будет объявить совершенно ничтожным. Ну, если мы не договоримся, конечно.

В этот раз от военной выправки старика мало что осталось: сутулился, да и морщины на лице, покрытом мелкой бурой пылью, проступали гораздо более отчетливо.

— Как далеко продвинулись боливийцы? — вместо ответа задал я вопрос в свой черед.

— Передовые дозоры клана Строцци замечены у ручья Рио-Касико. Это в ста двадцати километрах к югу от боливийской границы.

— А что же индейцы? Они что, вообще не защищают свои территории? — Совершенно искренне изумился я. — Или они только с моими мирными поселянами готовы сражаться?

— Драпают, пи…сы краснозадые! — Совершенно не дипломатично выругался старый военный.

— Что ж, тем лучше, — осклабился я, — так наши предложения оказываются гораздо более наглядными и легко выполнимыми.

Вражеские переговорщики все обратились во слух. Почувствовали, что «за просто так» в этот раз не отделаются. Да и мои собственные подчиненные слушали мои словесные выкладки с повышенным вниманием. Хоть и обсудили мы уже, что нам требовать с проигравших кланов, но мои внезапные выходки были у всех на слуху. Вдруг да, несмотря на все договоренности, что-нибудь возьму, да отчебучу.

— Так вот, — продолжал я развивать свою мысль, — если индейцы не желают защищать свою территорию, значит, они ее просто не достойны.