30 сребреников

— Сеньор Леон, вы же христианин и знаете, что люди кидали камни в самого Христа, когда он нёс крест за них на Голгофу, — мирно ответил я, — но кто потом из них не сожалел о содеянном?

Мужчина был явно не дураком, поскольку заинтересованно посмотрел на меня.

— Что вы предлагаете синьор?

— Яков перейдёт в христианство и женится на вашей дочери, — я посмотрел на него внимательно, — а я буду тем добрым самаритянином, который поможет дедушке ощутить всю радость от рождения законного внука.

— Насколько добрым? — глаза торговца блеснули, он без ошибки чувствовал, когда дело запахло барышом.

— А во сколько вы оцениваете сеньор возвращение блудной дочери, которая не только вернётся в семью, но ещё и будет счастливой женой и матерью? — ответил я вопросом на вопрос.

На лице мужчины разлилась блаженная улыбка, пошли разговоры, в которых он был явно профессионалом.

— Двести флоринов синьор и моя любовь к ней воспарит на крыльях любви, — озвучил он сумму.

— Ну или вы останетесь «дедом иудейского ублюдка», — мирно сказал я, не повышая голоса ни на тон.

Он поморщился.

— Синьор ну хотя бы сто пятьдесят? — заискивающе он посмотрел на меня.

Я отрицательно покачал головой.

— Сто? — с надеждой посмотрел он на меня.

Сделав вид, что задумался, я покивал головой, вызвав у него приступ радости.

— Но сеньор Лион, — я строго посмотрел на него, — мы оставим письменный договор об этом нашем небольшом уговоре и его я передам своему другу сеньору Амандо. Вам знаком этот добрый человек?

Мужчина вздрогнул от испуга.

— Это перфект нашего района, — покивал он.

— Так вот, если он узнает, что вы, взяв деньги, нарушили наш с вами договор, он просто даст знать об этом мне и всё, — улыбнулся я.

— Синьор, простите не знаю вашего имени, лишь прозвище на улицах, которое не стоит произносить при вас вслух, — смущённо пожал он плечами и тоже стал серьёзным, — за сто флоринов, я буду снова любить дочь ровно так же, как полюбил её в день её рождения.

— Что же невеста согласна, родственники тоже, осталось уговорить жениха, — улыбнулся я ему.

— А-а-а, так он ещё даже об этом не знает, синьор? — удивился отец девушки.

— Сеньор Леон, он сейчас в тюрьме, — улыбнулся я, как можно более мило, с учётом своего уродливого лица, — я посещу его там со своими братьями инквизиторами. Знаете, они бывают очень убедительными, особенно если это касается вопросов веры.

Мужчина вздрогнул и перекрестился.

— До встречи на свадьбе вашей дочери, сеньор Леон, — склонил я голову, он поднялся и перекрестившись проводил меня до двери. Когда она закрылась, мы с Бернардом услышали раздавшийся за ней вздох облегчения.

— В тюрьму синьор Иньиго? — усмехнулся швейцарец.

— Всё верно Бернард.

* * *

По пути, я решил немного поменять сценарий своего общения с парнем, и мы свернули к магистрату, где проводилось дознание. Спустившись вниз, я увидел, как инквизиторы снова кого-то пытали, в общем были в своём рабочем процессе.

Дав знак палачу, чтобы не крутил больше рычаги и голос пытаемого не перебивал меня, я обратился к брату Иакову.

— Вы не окажите мне небольшую помощь в убеждении одного человека брат?

— Смотря в чём вы хотите его убедить брат Иньиго, — улыбнулся он.

— Принять истинную веру, разумеется, — перекрестился я, — что может быть важнее этого?

— Только любовь к господу нашему, — согласился со мной инквизитор, — но, конечно, брат Иньиго, я с радостью вам помогу в этом деле.

— Вскоре приведут юношу, еврея, думаю знакомого вам по делу той обесчещенной им девушки, — сказал я и он кивнул, поскольку помнил, что я ей занялся, — так вот она сама и её отец согласны, что если он перейдёт в христианство, то они готовы принять его в семью в качестве мужа и будущего отца её ребёнка.

Брат Иаков изумлённо посмотрел на меня и к нам прислушиваясь, подошёл ещё и отец Стефан.

— Они согласны? Оба? — удивился он, — когда я с ними разговаривал, девушка хотела наложить на себя руки, а её отец грозился отдать её в монастырь. Откуда у них такие быстрые перемены в своих убеждениях?

— Слово господа, что я несу в себе, — улыбнулся я, — услышав его, они сразу передумали, поняв, как важно обеспечить любовь и заботу новообращённой душе из языческой тёмной веры.

— Мы не можем сомневаться в словах нашего брата, — удивлённо покивал головой брат Стефан, — так что с радостью поможем церкви обрести нового верующего.

— Тогда через час поприсутствуете пожалуйста при нашем с ним разговоре, — обрадовался я и они согласились.

Всегда камера, где проводились допросы с помощью дыбы, мылась перед тем, как туда заводили следующего допрашиваемого, так как многие не выдерживали пыток и многое из неприятно пахнущих выделений оставлялось после допрашиваемых на досках и полу. Не говоря уже о том, что никогда старый и новый допрашиваемый не пересекались здесь. Но не в этот раз. Я приказал камеру не только не убирать, но ещё и завести Якова ровно в тот момент, когда палач поворачивал рычаги колеса на дыбе. Так что иудей своими глазами увидел и последствия этого поворота и ушами услышал боль, которую эти пытки причиняют.