300 лет российской морской пехоте, том I, книга 2<br />(1705-1855)

С завершением боевых походов для Гвардейского экипажа начались суровые будни, ознаменовавшиеся стремительным ростом фрунтомании. «Осмирядные учения в казармах, батальонные учения в манеже, — вспоминал мичман А.П. Беляев, — караулы по городу, разводы перед государем, а также и учения, им проводимые экипажу на Дворцовой площади, которыми он всегда оставался особенно доволен, благодарил и награждал матросов, — вот в чем вращалась жизнь в начале моей службы»[55]. Матросы и офицеры заступали в караулы через два дня на третий и постоянно участвовали в бесконечных учениях и парадах. Так, например, в январе 1817 г. Гвардейский экипаж провел 8 батальонных строевых учений, был на двух парадах дивизии и одном церковном параде. В декабре 1819 г. проводилось 13 батальонных строевых учений и 4 парада. К этому надо добавить еще ротные учения и 10 караулов. Хотя почти ежегодно от экипажа посылалось в заграничное плавание одно боевое судно, гвардейские моряки все меньше занимались морской подготовкой и все больше превращались в парадных солдат или придворных гребцов, обслуживающих императорские катера. Причем за малейшую оплошность следовало строгое наказание, невзирая на прежние боевые заслуги. Содержание матросов также оставляло желать лучшего. Несмотря на то, что осенью 1820 г. экипаж перешел из Литовского замка в новый казарменный городок на Екатерингофском проспекте[56], ежегодно в экипаже умирали около 20 человек.

При таких условиях службы в Гвардейском экипаже появилась необычная тенденция. Матросы, еще вчера смело сражавшиеся на полях Бородина и Кульма, стали просить о переводе их из привилегированной гвардейской части обратно на флот! Не желая вникать в причины этого явления, Военный суд при флотских в Петербурге командах расценивал такие просьбы как «буйственные поступки» и был беспощаден. Например, матрос Анисим Никифоров за нежелание служить в гвардии получил 500 розг. Матроса Бронникова, также заявившего командиру роты о списании из экипажа на флот, суд в 1822 году и вовсе приговорил «к лишению жизни». Другой матрос Иван Ячменов, совершивший походы 1813–1814 гг., заявил командиру своей 7-й роты, «что службу в Гвардейском экипаже продолжать не может, и просил о выписке его на флот, в противном же случае он намеревался посягнуть на жизнь свою». За это суд решил «приговорить матроса Ивана Ячменова к лишению живота». Командиру экипажа пришлось обращаться с ходатайством, «уважая молодость, не приводить в исполнение приговор, а наказать матроса Ячменова шпицрутенами сквозь 500 человек 2 раза». Трудно сказать, что было для матроса лучше. После столь мучительного наказания человека часто выносили замертво.

Кивер офицера Гвардейского экипажа. 1824–1828 гг. (ЦВММ).

Обер-офицеры Гвардейского экипажа. 1817–1823 гг. Акварель из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть XVI. Лист № 2275. (ВИМАИВиВС). С 1824 г. кивера в Гвардейском экипаже стали носить несколько выше, а этишкеты шире.

Поскольку за малейший проступок следовало беспощадное наказание, из Гвардейского экипажа началось дезертирство. В 1817–1825 гг. сбежали 28 человек — в основном опытные старослужащие матросы, участники боевых походов. Например, 25 ноября 1820 г. «единственно от страху» бежал боцман 4-й роты Мартын Антонов, прослуживший 18 лет, в том числе 10 лет унтер-офицером, имевший Знак отличия Военного Ордена Св. Георгия, серебряную медаль в память Отечественной войны, Кульмский крест, прусскую и австрийскую медали. Обнаружив пропажу из цейхгауза доверенных ему вещей, заслуженный воин предпочел дезертировать и служить под именем бродяги в арестантской роте, чем вернуться в свой родной экипаж Другой дезертир матрос Алексей Каржавин, будучи пойман, попытался 8 марта 1820 г. перерезать себе горло ножом. Вообще, самоубийства отчаявшихся матросов все больше входили в повседневную жизнь гвардейских моряков.