300 спартанцев. Битва при Фермопилах

Тем временем Олимпийские игры закончились. Представители Эллинского союза опять собрались в Коринфе, чтобы договориться о дальнейших совместных военных действиях против наступающих варваров. На первом же заседании синедриона вспыхнули разногласия между афинянами и спартанцами. Афиняне упрекали лакедемонян в медлительности и нежелании защищать Среднюю Грецию, а значит, и Афины. Подтверждением тому служат заявления спартанцев о том, что нужно перегородить стеной Истмийский перешеек, дабы не допустить вторжения персов в Пелопоннес. К Истму же спартанцы намереваются увести от Саламина и весь эллинский флот, тем самым обрекая на разорение владения афинян и мегарцев.

— Я уполномочен заявить, что Афины могут принять дружбу персидского царя, который согласен замириться с нами в обмен на военный союз против Спарты, — объявил Фемистокл и демонстративно покинул совет синедриона.

Такого поворота событий никто не ожидал, и прежде всего спартанцы. У властей Лакедемона теплилась надежда, что Ксеркс, разорив Афины, на этом успокоится и вернется обратно в Азию. В конце концов, именно афиняне в прошлом подстрекали ионян к восстанию против персов. И афиняне же разбили персидское войско при Марафоне десять лет тому назад.

Забеспокоились и союзники спартанцев, понимавшие, сколь сильны афиняне на море по сравнению с лакедемонянами, не имевшими опыта морских сражений. Коринфяне выступили посредниками в примирении афинян со спартанцами.

Отголоски этих жарких споров доходили до Симонида, который был вхож в дома многих знатных коринфян и был лично знаком с Фемистоклом. Симониду было горько сознавать, что доблестная гибель Леонида, вызвавшая волну патриотизма по всей Элладе, совсем не вдохновляет власти Спарты на решительные действия против персов. Желание спартанцев отсидеться за истмийской стеной глубоко возмущало впечатлительного Симонида.

Однако угроза Фемистокла подействовала. Спартанские власти объявили о своей готовности послать свои лучшие войска в Среднюю Грецию и попытать счастья в морской битве у острова Саламин.

Симонид вот уже много дней сочинял посмертные эпитафии спартанцам и феспийцам, павшим у Фермопил. Ему хотелось без излишнего пафоса воздать должное этим героям, сложить о них такие строки, которые запомнились бы на века будущими потомками. Симонид, сочинивший за свою жизнь множество разных эпитафий, ныне мучился от творческого бессилия. Все, что рождалось в его голове поутру, уже к вечеру казалось ему напыщенной бессмыслицей. Симонид вдруг понял, что, сочиняя на заказ, он чаще всего занимается грубой лестью, облекая ее в звучные строфы, разделенные на поэтические размеры и стопы. Люди всегда были падки на лесть, даже на самую грубую. Знавший об этом Симонид беззастенчиво этим пользовался до сего времени.

Сказать же суровую правду о бесстрашии и доблести, не прибегая к цветистым оборотам, оказалось для Симонида делом очень непростым.

Неизвестно, как долго продолжались бы творческие мучения Симонида, если бы не случай. В тот день поэт прогуливался за городской стеной, любуясь с высокой холмистой гряды далекими бирюзовыми водами Коринфского залива. К низменному морскому побережью меж невысоких гор пролегала пыльная дорога, по ней шли путники и ехали повозки, запряженные мулами.

Возле холмистой гряды, которая называлась Герания, дорога к морю соединялась с другой дорогой, идущей от Мегар через Истмийский перешеек до Коринфа. На Истмийской дороге путников и повозок было еще больше. Люди, напуганные нашествием персов, толпами двигались в Коринф из Аттики и Мегариды.

Спускаясь по склону холма к дороге, Симонид обратил внимание на путника в коротком рваном плаще, с палкой в руке. Путник стоял на обочине дороги, явно кого-то поджидая.

Солнце припекало немилосердно, поэтому Симонид пожалел, что вышел из дому без шляпы. Незнакомец, словно читая мысли Симонида, предложил ему свою шляпу, едва поэт спустился с холма на дорогу.

— Кто ты? И откуда знаешь меня? — спросил удивленный Симонид.

Незнакомец в рваном плаще назвал его по имени, затем снял с головы войлочную шляпу.

— Тефис! — изумленно воскликнул Симонид. — Откуда ты?

Симонид запомнил слугу Леонида, побывав в гостях у спартанского царя.

— Я держу путь от Фермопил, — ответил Тефис, скорбно покачав головой. — Мне было приказано уцелеть, чтобы поведать спартанцам о том, как погиб Леонид и весь его отряд.

Симонид порывисто схватил Тефиса за плечи, заглянув ему в глаза.

— Так ты все видел, друг мой! — взволнованно проговорил он.

— Не все, но многое, — сказал Тефис.

— Идем! — Симонид решительно взял Тефиса за руку. — Ты отдохнешь в моем доме, а потом расскажешь мне о последних днях царя Леонида.