300 спартанцев. Битва при Фермопилах

Старейшины постарались заверить Булиса в том, что все они, конечно же, рады такому повороту событий. А что касается подозрений, то тяжесть их не настолько велика, чтобы придавать этому значение. Ведь в пользу Булиса и Сперхия говорит то, что гнев Талфибия наконец-то иссяк.

Сперхий заинтриговал эфоров, упомянув им о своей встрече с Демаратом.

— Ты виделся с Демаратом в присутствии персов? — поинтересовался Евксинефт.

— Я виделся с ним с глазу на глаз, — ответил Сперхий. — Мы с Булисом провели три дня в доме Демарата. Это было в Сузах.

Лица эфоров напряглись, словно они услышали не совсем то, что желали бы услышать.

— И как поживает в Сузах наш изгнанник? — язвительно спросил кто-то из эфоров.

Сперхий правдиво поведал о том, что жилище Демарата на чужбине гораздо удобнее и просторнее его дома в Спарте. Рассказал Сперхий и о том, что Демарат пользуется доверием Ксеркса.

— Значит, Демарат неплохо устроился у персов и возвращаться в Спарту не собирается, — промолвил Евксинефт, как бы подводя итог и намекая, что на этом разговор о Демарате можно прекратить.

По лицам эфоров и впрямь было видно, что их занимает отнюдь не Демарат, а то, почему Ксеркс и Гидарн одарили спартанских послов такими щедрыми подарками.

— Ты и Булис покидали Спарту, имея на себе лишь одежду. Вернулись же вы оба обладателями таких богатств, что для их перевозки понадобилась повозка, — сказал Евксинефт. — Как ты все это объяснишь, Сперхий?

— Со слов Демарата выходит, что дары, полученные мною и Булисом от Ксеркса, есть самые обычные царские подношения любым послам, которые время от времени приезжают к персидскому владыке, — пожал плечами Сперхий.

— Положим, Демарат не лгал и царские дары чужеземным послам — это персидский обычай, — опять заговорил Евксинефт. — Но чем объяснить щедрость Гидарна, вот в чем вопрос. Неужели Гидарн тоже следовал какому-то обычаю?

— Я полагаю, что Гидарн желал добиться нашего расположения, только и всего. — Сперхий опять пожал плечами. — По своей натуре Гидарн очень щедрый человек.

— А может, Гидарн пытался подкупить тебя и Булиса? — В голосе Евксинефта прозвучали вкрадчивые нотки.

Тон эфора-эпонима и выражение его лица рассердили Сперхия, поэтому он ответил довольно резко:

— Ну, вы тут решайте, в чем я провинился перед Спартой, вернувшись из Азии с грудой персидских даров. А у меня нет желания выслушивать ваши глупые намеки! Меня ждут жена и друзья, по которым я соскучился.

Сперхий поднялся со стула и решительно направился к выходу.

У самых дверей он обернулся к эфорам и с горечью произнес:

— Как скоро вы забыли про все мои прошлые заслуги, увидев дарованное мне персидское золото. Пока я был беден, то был хорош во всем. Ну или почти во всем, если припомнить ту злосчастную рану в спину. Обретя же богатство, я сразу стал в ваших глазах человеком, способным на предательство.

Сперхий скрылся за дверью, намеренно захлопнув ее с силой.

— А он держался вызывающе! — недовольно проронил эфор Архандр, переглянувшись с коллегами. — В Азию уезжал один Сперхий, а вернулся оттуда совсем другой.

— Еще бы! Сперхий теперь богаче всех нас, вместе взятых, — заметил кто-то.

— Что ж, теперь можно смело штрафовать Сперхия по всякому пустяку, ему есть чем расплачиваться, — прозвучала чья-то насмешливая реплика.

— Не будем опускаться до подобных поступков, друзья мои, чтобы нас не заподозрили в зависти, — хмуро проговорил Евксинефт и распустил заседание.

Однако Зависть уже расправила крылья над Сперхием и Булисом. Зависть ежедневно стучалась к ним домой вместе с согражданами, приходившими в гости якобы расспросить бывших послов обо всем увиденном ими в Сузах. На деле же каждому незваному гостю хотелось своими глазами взглянуть на персидские подарки. Эти дары в доме Булиса лежали на самом видном месте и сразу бросались в глаза. Сперхий же убрал персидское золото в сундук, показывая гостям лишь малую его часть, полагая, что спартанцам более пристало любоваться позолоченным оружием, а не расшитыми золотом тряпками, серебряными сосудами и грудой золотых монет. Тем не менее завистливые языки уже нашептывали втихомолку, мол, Сперхий не зря прячет персидские дары. По всей видимости, у него сокровищ больше, чем у Булиса.

Желая положить предел слухам и домыслам, Сперхий сдал в казну все деньги, подаренные ему Ксерксом. Серебряные сосуды и роскошную мидийскую одежду Сперхий посвятил богине Афине, а золотые украшения он отнес в храм Аполлона Карнейского. Несколько золотых безделушек Сперхий подарил Дафне и ее матери в знак благодарности, что они выходили его первенца. Не забыл Сперхий и про Горго, подарив ей золотую диадему, украшенную рубинами.

Булис, в отличие от Сперхия, никому ничего не дарил и тем более не собирался сдавать свое золото в казну.

«Это золото помогло мне заново родиться, — не без самодовольства говорил Булис родственникам и друзьям. — До поездки в Азию я был беден и прозябал в филархах. Теперь же я окружен почетом и уважением!»