300 спартанцев. Битва при Фермопилах

Вскоре по Спарте распространилась весть о том, что в Лаконику вторглись аргосцы. Местность, куда проникло аргосское войско, называлось Кинурией. Это была небольшая плодородная долина, омываемая с восточной стороны морем и стесненная с северо-запада отрогами горного хребта Парнон. Эту область вместе с городом Фиреей спартанцы отвоевали у Аргоса полвека тому назад.

В Кинурии, кроме коренных жителей фиреатов, жили также изгнанники с острова Эгина и из соседнего с Аргосом города Асины, коих изгнали из отечества те же аргосцы.

Гонец, примчавшийся из Кинурии верхом на коне, рассказал эфорам, что аргосцы обошли укрепления лакедемонян в горном проходе и проникли в Кинурию по болотистой приморской низине, где нет ни дорог, ни троп. Аргосцы с ходу захватили небольшой городок Эву, где поселились эгинские изгнанники, и устроили там страшную резню. Нашествию аргосцев подвергся и городок Антана, новая родина арголидских асинян. Жители приморских селений толпами бегут в Фирею и город Прасии, что лежит гораздо южнее Кинурийской долины на самом берегу моря. Фиреаты призывают спартанцев на помощь.

Эфоры и старейшины постановили призвать в войско всех боеспособных граждан, чтобы без промедления ударить по аргосцам, осаждающим Фирею. Также было решено послать гонца к Леониду.

Резкая смена обстоятельств, когда веселое празднество вдруг сменилось спешным военным сбором, подействовала на Леотихида раздражающе. Ему, как царю, предстояло вести лакедемонян в битву, и неотвратимость этого повергала Леотихида в состояние мрачной озлобленности. Придя домой из герусии, Леотихид накричал на жену, которая, по его мнению, нарядилась в слишком вызывающее платье, желая обратить на себя внимание Ксанфа.

— Если тебе так уж хочется позировать Ксанфу обнаженной, тогда сними с себя это жалкое подобие химатиона и тряси перед ним своими грудями! — сердито восклицал Леотихид, разрывая одежду на изумленной и испуганной Дамо. — Вот так!.. Теперь красуйся перед Ксанфом, дорогая! Зачем прятать такую роскошную задницу и столь великолепную грудь!

Все это происходило в присутствии Ксанфа, который совершенно растерялся, впервые увидев Леотихида в такой ярости. Живописец мирно беседовал с Дамо в опустевшем пиршественном зале, когда сюда ворвался Леотихид, подобно урагану.

Видя, что Ксанф отворачивается, чтобы не смотреть на полуобнаженную Дамо, Леотихид рявкнул, обращаясь к нему:

— Не отворачивайся, Ксанф! Такое невнимание к моей супруге оскорбительно для меня! Ты столько раз хвалил мой дом, яства, слуг и лошадей, оцени же теперь и мою жену. Я хочу услышать твое откровенное мнение о прелестях Дамо, род которой, кстати, один из древнейших в Лакедемоне. Поэтому Дамо и стала моей супругой. Итак, Ксанф, я жду, что ты скажешь.

Художник, пораженный происходящим, промычал в ответ что-то невразумительное, по-прежнему не смея взглянуть на наготу Дамо.

— Выражайся яснее, Ксанф, — недовольно обронил Леотихид, крепко держа за руку смущенную вырывающуюся Дамо.

— Твоя жена прелестна, царь, — дрожащим от волнения голосом промолвил художник, заставив себя взглянуть на Дамо.

При этом Ксанф густо покраснел.

— Твой отзыв слишком поверхностен, друг мой, — пустился в рассуждения Леотихид. Он схватил Ксанфа за край гиматия своей сильной рукой, рывком подтащив его почти вплотную к Дамо. — Рассмотри же ее как следует! Всякие телесные достоинства, как и недостатки, можно оценить лишь после пристального осмотра. Ты же не стеснялся разглядывать Дафну в голом виде!

— Мне достаточно и беглого взгляда, чтобы оценить по достоинству прелести твоей жены, царь, — сказал Ксанф.

— Значит, по-твоему, у Дамо нет телесных изъянов?

— Истинно так, царь, — закивал Ксанф.

— Прекрасно! Пусть тогда Дамо станет твоей натурщицей вместо Дафны. — Леотихид подмигнул оторопевшему Ксанфу. — Из нее получится великолепная Афродита!

— Хорошо, царь. — Ксанф смиренно вздохнул. — Я согласен.

Дамо перестала вырываться. Она вглядывалась то в лицо мужа, то переводила взгляд на Ксанфа, не понимая, шутят они или говорят всерьез.

Леотихид пожелал, чтобы Ксанф немедленно приступил к работе над картиной. Художник покорно согласился. Они пришли в мастерскую. Дамо уже не пыталась убежать. Наоборот, она стала позировать Ксанфу, обнажившись и развалившись на ложе. При этом Ксанф помалкивал. Говорил один Леотихид, который заставлял Дамо принимать откровенно похотливые позы. Создавалось впечатление, что Леотихид намеренно желает опошлить задуманный Ксанфом сюжет о романтической встрече Афродиты с Адонисом.

Леотихид излагал мрачно молчавшему Ксанфу свое видение будущей картины, предлагая ему сделать несколько набросков обнаженной Дамо.

Художник стал делать наброски черной тушью на широком листе пергамента. Стоявший с ним рядом Леотихид подбадривал его восхищенными возгласами. Ксанфу казалось, что царь просто издевается над ним, принуждая его изображать на пергаменте нагую Дамо в столь неприглядных похотливых позах.

Наконец Ксанф не выдержал и хмуро пробурчал: