300 спартанцев. Битва при Фермопилах

— Не беспокойся, Горго, остальное войско придет к Фермопилам после окончания праздника, — ответил Леонид. — Эфоры ведь не могут оскорбить Аполлона. В пути многие наши союзники присоединятся к моему отряду.

— Я буду молиться за тебя! — Горго заглянула в глаза мужу.

Леонид обнял жену, их уста соединились.

Взяв в руки большой круглый щит и подавая его Леониду, Горго тихо спросила:

— Со щитом или на щите?

Леонид улыбнулся:

— Со щитом, Горго. Конечно, со щитом!

Оставшись одна, Горго бесцельно прошлась по мужскому мегарону, хранившему следы поспешных сборов в поход, потом она вышла во внутренний дворик. Там, на каменном жертвеннике, тлели подернутые пеплом бобы и кусочки благовонной смолы. Это была благодарственная жертва богам.

Горго вспомнилось, как на этом жертвеннике сжигал мясо и жир ее отец перед каждым дальним походом. Жертвы царя Клеомена всегда были угодны богам, поэтому, наверно, он не знал поражений. И только эфоров Клеомен одолеть не смог, вражда с ними погубила его. Горго казалось, что и нынешние эфоры за что-то мстят Леониду, посылая его с горстью воинов против полчищ Ксеркса.

Пришла рабыня и сообщила о приходе Дафны. Муж Дафны тоже отправился в поход к Фермопилам. Побывавшая на площади Дафна пришла поделиться увиденным с Горго.

— Леонид приказал остаться в Спарте тем из своих телохранителей, у кого нет сыновей, — сказала Дафна, — а на их место взял добровольцев, имеющих хотя бы одного сына. Царь пояснил, что хочет, чтобы ни один спартанский род не прервался.

Затем Дафна стала рассказывать о том, как Леарх, непременно желая идти в поход, привел на площадь свою беременную жену.

— Видела бы ты, с какой настойчивостью Леарх убеждал Леонида, что Элла носит под сердцем мальчика, а не девочку, — со смехом молвила Дафна.

— Разве это можно определить заранее? — удивилась Горго.

— Можно, — закивала Дафна. — Опытная повитуха уже на шестом месяце беременности может распознать, кто родится, мальчик или девочка. Вот и Леарх ссылался на повитуху, показывая Леониду живот своей жены.

— И что же Леонид? — спросила Горго.

— Царь оставил Леарха в своем отряде, — ответила Дафна.

Потом Дафна поведала Горго об Эвридаме, муже рыжеволосой Меланфо, который тоже пожелал вступить добровольцем в царский отряд.

— Леонид не хотел брать с собой Эвридама из-за его хромоты и покалеченной правой руки. Однако Эвридам не растерялся и тут же показал, что он и покалеченной рукой может крепко держать копье. А про свою хромоту Эвридам сказал так: мол, это гарантия того, что он не побежит от врага. Леонид засмеялся и позволил Эвридаму остаться в отряде.

— Кто еще вступил в отряд Леонида? — поинтересовалась Горго.

— Агафон, сын Полиместора. Тот самый лазутчик, побывавший в плену у персов. Бывший эфор Евксинефт, сын Молона. Мегистий вместе с сыном Ликомедом, — перечислила Дафна. — Хотя Мегистий идет в этот поход как прорицатель, а не как воин.

— Была ли на площади Мнесимаха, бывшая жена Леонида? — спросила Горго, не глядя на Дафну.

— Была. Вместе с дочерьми.

— Она плакала?

— Нет, — покачала головой Дафна.

— А я наверно не удержалась бы от слез, если бы пошла на площадь, — печально промолвила Горго.

Стал накрапывать дождь. Подруги перешли из внутреннего двора под крышу, в женский мегарон.

— Ты о чем-то хочешь меня спросить? — Горго взглянула на Дафну, почувствовав в ней какую-то скованность.

Дафна молча кивнула.

— Спрашивай.

— Ты видела, что написано на пергаменте эфоров? — волнуясь, спросила Дафна. — Что за приказ дан Леониду?

— Конечно, я прочитала этот приказ, — со вздохом произнесла Горго. — Эфоры повелели Леониду удерживать Фермопилы до последней возможности.

Глава девятая Путь к Фермопилам

Симонид был не на шутку обозлен и раздосадован тем, как с ним — величайшим поэтом Эллады! — обошлись элланодики, коллегия устроителей состязаний в Олимпии. Симонид обратился к элланодикам с предложением, ввиду угрозы со стороны персов, провести Олимпийские игры по укороченной программе, отменив менее значительные состязания. Чем скорее завершатся Олимпийские игры, тем больше времени будет у государств Эллинского союза, чтобы собраться с силами и выступить навстречу персам.

Элланодики не только не прислушались к совету Симонида, но ответили ему грубостью, велев не совать нос не в свое дело. Мол, ритуал проведения Олимпийских игр освящен богами и нарушать давно установленный порядок состязаний есть святотатство! Кто-то из элланодиков с ехидством заметил Симониду: ведь они же не поучают его в деле стихосложения. Никто из них не советует Симониду, к примеру, отменить эподы, укороченные стихи, которые ритмически сильно отличаются от более популярных стихотворных стоп, пентаметра и ямбического триметра.

Спесивая грубость элланодиков вывела Симонида из себя. Он пытался беседовать с членами различных эллинских делегаций, приехавших в Олимпию поддержать своих атлетов, убеждая их поскорее оставить шумное зрелище и взяться за оружие.