300 спартанцев. Битва при Фермопилах

К тому времени Ликомед уже вернулся из Этолии, куда посылал его Леонид за помощью. Этолийцы обещали прислать войско в Фермопилы, но только после окончания Олимпийских игр.

Наскоро перекусив в кругу своих военачальников, Леонид вызвал в свою палатку Ликомеда и Аброника, командира афинской пентеконтеры, стоящей на якоре поблизости от Фермопил.

Леонид протянул Ликомеду бронзовый жезл с крошечной фигуркой богини Ники на конце, предварительно сняв с него пергаментный свиток, на котором был написан приказ эфоров о защите Фермопил.

– Ликомед, передашь «Нику» эфорам, – сказал Леонид. В просторечии спартанцы называли такой жезл «Никой». – Также захватишь с собой мой царский штандарт. Не хочу, чтобы боевое спартанское знамя угодило в руки варваров. Скажешь эфорам, что их приказ выполнен. Теперь иди, Ликомед. Аброник перевезет тебя на своем корабле в Опунт. Дальше дорогу ты знаешь.

– Царь, но почему я? – обиженно спросил Ликомед.

– Так распорядился жребий, – солгал Леонид. – Пойми, друг мой, кто-то должен это сделать. В твоей доблести я не сомневаюсь. Ступай!

Ликомед вышел из царской палатки, не скрывая своей досады.

– Царь, на моем корабле хватит места и для всех раненых, – сказал Аброник.

– Раненые спартанцы никогда не покидают своих соратников, – промолвил Леонид. – Они либо вместе со всеми возвращаются домой победителями, либо вместе со всеми погибают. Таков военный обычай Лакедемона.

– Царь, я имел в виду тяжелораненых, – заметил Аброник. – Тех, кто не может держать оружие в руках. Они ведь только обуза.

– Ты хочешь сказать, что тяжелораненые лакедемоняне могут угодить в плен к персам, – понимающе покивал Леонид. – Не беспокойся, друг, у нас в обычае добивать своих тяжелораненых, если нет никакой надежды на победу. В Лакедемоне всех их будут считать доблестно павшими в битве.

Аброник был потрясен услышанным.

– Царь! Но разве в Спарте не воздадут почести твоим тяжелораненым воинам, если они вернутся домой? Разве их раны не служат доказательством их доблести? Зачем идти на такие крайности, убивать своих же соратников, когда есть возможность их спасти!

Леонид, помолчав, промолвил:

– Спартанцев с юных лет приучают к тому, что боевое подразделение, будь то лох или эномотия, есть нечто нерушимое. Поэтому всякому спартанцу запрещается покидать боевой отряд, в каком бы бедственном положении этот отряд ни оказался. Либо победить всем вместе, либо всем вместе погибнуть. Таков наш закон. Чудом уцелевший спартанец или бежавший с поля битвы по возвращении в Спарту лишается гражданских прав, от него отворачиваются родственники и друзья. К нему прикрепляется позорное прозвище «задрожавший». Смыть такой позор можно, только проявив неслыханную доблесть в сражении, а больше никак.

Аброник, у которого просто не было слов после всего услышанного, молча качал головой.

«Так вот на чем основано военное счастье лакедемонян, – думал он. – Победа или смерть! Как просто. И как жестоко».

– Даже если бы я преступил этот суровый закон и позволил переправить тяжелораненых в безопасное место, все равно это не спасло бы их, друг мой, – продолжил Леонид. – Спасенные тобой израненные спартанцы покончили бы с собой при первой же возможности. Ведь для каждого спартанца бесчестье страшнее смерти.

Аброник взирал на Леонида с невольным уважением. Он впервые в жизни видел человека, державшегося с таким спокойствием перед лицом неминуемой смерти. Афинянин был потрясен обычаем лакедемонян ставить воинскую честь выше страха перед смертью.

– Царь, что мне передать Фемистоклу и Еврибиаду? – спросил Аброник, задержавшись у дверного полога палатки.

– Передай им, что до сумерек мой отряд и феспийцы, пожалуй, продержатся, – ответил Леонид.

В палатку, где лежали тяжелораненые спартанцы, пришел Тимон, посланный сюда Агафоном. Тимону было приказано оборвать жизнь шестерых соратников, в числе которых был и его давний друг Эвридам.

Тимон вошел в душный полумрак палатки, где витал тяжелый запах засохшей крови и лечебного дегтя, которым лекари смазывают раны.

– Можете уходить, – сказал Тимон троим илотам, служившим лекарями в отряде Леонида.

Илоты, менявшие повязку на голове одного из раненых, прервали свою работу.

– Совсем уходить? – уточнил старший из лекарей.

– Совсем, – ответил Тимон и вынул из ножен короткий меч.

Прихватив свои нехитрые пожитки, илоты торопливо покинули палатку. Тимон, посторонившись, дал им пройти.

Из шестерых тяжелораненых трое пребывали в забытьи. Тимон сначала направился к ним и недрогнувшей рукой прервал их сонное дыхание.

Затем, вытирая тряпкой окровавленный меч, Тимон приблизился к Евксинефту, у которого были перебиты обе ноги.

– Какой была утренняя жертва? – спросил Евксинефт, приподнявшись на локте.

– К сожалению, неблагоприятная, – с печальным вздохом произнес Тимон, присев рядом на солому.

– Дай. – Евксинефт протянул руку к мечу. – Я сам.

Тимон отдал меч и отвернулся.

Евксинефт заколол себя точным ударом в сердце.

– Теперь мой черед, – промолвил Эвридам, обращаясь к Тимону, – уже нет сил терпеть эту боль.

У Эвридама была глубокая рана в животе.

– Нет, кончай сначала меня! – воскликнул другой раненый, с пробитой головой. – Видишь, кровь так и течет. Иди сюда, Тимон!

Тимон повиновался, поскольку раненный в голову спартанец был не простым воином, а предводителем эномотии.

Видя, что Тимон не смеет вонзить меч ему в грудь, раненый эномотарх подставил шею:

– Режь!

– До встречи в Аиде, Алексид, – прошептал Тимон и рассек мечом сонную артерию на шее военачальника.

– Где же спартанское войско? – грустно спросил Эвридам, когда Тимон сел около его постели.

– Не знаю, – ответил Тимон, не глядя на друга. – Прости меня, Эвридам.

– Я всегда знал, что рожден смертным, – слабо усмехнулся Эвридам. Его запекшиеся губы разбухли и потрескались. – Я сейчас закрою глаза, а ты делай свое дело. Все равно моя рана смертельная. Хочу лишь сказать тебе напоследок: я очень признателен тебе за то, что ты сосватал мне Меланфо. Какие славные ночи я провел с нею! Я умираю без сожалений. Прощай, Тимон!

– Прощай, Эвридам! – дрогнувшим голосом произнес Тимон.

Он поудобнее перехватил рукоять меча и, стиснув зубы, умертвил друга одним сильным ударом.