Горго бессильно уронила руки себе на колени.
«Сначала между мною и мужем стоял красавец Леарх, теперь между нами стоят персы», — с грустной усмешкой подумала она.
Тем временем Леонид спешил к дому старейшины Евриклида. На недавнем совете Евриклид был в числе тех, кто выступал в поддержку Клеомброта.
«Если Евриклид сумеет убедить Гипероха в необходимости выступления спартанского войска к Фермопилам, тогда и прочие эфоры не посмеют возражать», — размышлял Леонид, глядя себе под ноги и не замечая ничего вокруг.
Нечаянно толкнув кого-то плечом, Леонид поднял голову и увидел Дафну.
— Царь, меня нельзя толкать, ведь я беременна, — с напускной обидой промолвила Дафна. — Разве Горго не говорила тебе об этом?
— Прости, Дафна! — Леонид мягко взял молодую женщину за руку. — Я так рассеян сегодня.
— Ты очень рассеян, царь, — заметила Дафна, пристально глядя на Леонида. — Таким я вижу тебя впервые. Что произошло?
— Пока ничего, но если промедлить еще несколько дней, то может случиться непоправимое! — воскликнул Леонид.
Он устремился дальше по платановой аллее, оставив Дафну в озадаченном недоумении.
Евриклид чувствовал себя обязанным Леониду. Эфоры назначили навархом объединенного греческого флота Еврибиада, сына Евриклида, по рекомендации Леонида. Встретившись с Леонидом, Евриклид пообещал ему оказать содействие в его замысле и без промедления отправился к Гипероху.
Пребывая в томительном ожидании и не находя себе места, Леонид какое-то время бродил вокруг площади Хоров среди беспорядочного скопления домов и тенистых платановых рощиц. Полуденный зной сделал безлюдными улицы и переулки Спарты. Леониду же казалось, что город затаился и ждет, когда же, наконец, эфоры прозреют и примут единственно верное решение.
Неожиданно подул сильный ветер, взметнувший клубы пыли. Погода начала портиться, хотя на небе по-прежнему не было ни облачка, если не считать далекую завесу, окутавшую вершины Тайгета и надвигавшуюся на долину Эврота.
«Вот так же и персы надвигаются на Элладу!» — мелькнуло в голове у Леонида при виде облачной гряды, заслонившей от солнечных лучей белые шапки снегов на горных пиках.
Закрывая лицо краем плаща от колючих летящих песчинок, Леонид решительно зашагал к дому. Он успел немного пройти по узкой улице, как стук чьих-то тяжелых башмаков заставил его оглянуться: это был посыльный от эфоров!
— Царь, эфоры зовут тебя! — выпалил юный гонец.
Леонид не вошел, а почти вбежал в эфорейон, столкнувшись в тенистом портике со старейшиной Евриклидом, который явно поджидал его здесь. Евриклид ничего не сказал Леониду, лишь посмотрел ему в глаза и сделал обнадеживающий кивок головой.
С бьющимся сердцем Леонид вступил в небольшой зал, озаренный солнечным светом, льющимся из окон под самым потолком. Белые стены помещения были расписаны красными извилистыми линиями возле пола и на уровне человеческого роста.
Эфоры сидели в креслах и что-то негромко обсуждали, но при виде Леонида разговор замер на их устах. Взоры эфоров устремились на Гипероха, который встал и сделал несколько шагов навстречу царю. В правой руке Гиперох держал бронзовый позолоченный жезл с крошечной золотой фигуркой богини Ники на конце. На этот жезл наворачивали пергаментный свиток, на котором эфоры писали приказ царю, отправлявшемуся в поход за пределы Лаконики. По выполнении приказа царь был обязан сжечь пергамент и вернуть жезл эфорам.
Находившийся тут же грамматевс протянул свиток эфору-эпониму.
— Царь Леонид, — громко и торжественно промолвил Гиперох, — властью, данной нам от предков, повелеваем тебе выступить в поход и защищать Фермопилы до последней возможности.
Затем Гиперох привычными движениями накрутил пергамент на бронзовый жезл и вручил его Леониду.
— Когда выступать? — спросил Леонид.
— Немедленно, — ответил Гиперох.
Леонид повернулся к двери, но голос эфора-эпонима задержал его:
— Это еще не все, царь. Войско останется в Лакедемоне до окончания Карнейского праздника. Ты можешь взять с собой только своих телохранителей. — Гиперох опустил глаза и негромко добавил: — Прости, но ты сам выбрал этот жребий.
— Благодарю вас всех! — произнес Леонид и скрылся за дверью.
Вскоре глашатаи объявили о сборе царских телохранителей на площади возле герусии.
В доме Леонида собрались его друзья и родственники. Все желали ему удачи. Царило обычное в таких случаях оживление, когда боевая труба возвещает о выступлении в поход.
Леонид, уже облаченный в панцирь, с красным плащом на плечах, поднял чашу с вином за то, чтобы его воины превзошли своими подвигами легендарных героев «Илиады». Все собравшиеся охотно выпили за это.
Наконец гости оставили Леонида наедине с Горго.
— Мне надо бы, как жене спартанского царя, говорить о доблести перед лицом врагов, — промолвила Горго, прижавшись к мужу, — но я скажу о том, что тревожит мое сердце. Леонид, почему эфоры отправляют тебя против множества варваров всего с тремястами воинов?