300 заговоров и оберегов от порчи и сглаза

– Я очень люблю свою мать, но мне необходимо вернуться в Израиль. Я буду вам хорошо платить, более того, я даже отдам вам деньги вперед, чтобы не связываться с переводами. Вы напишете мне расписку за получение денег за весь год. Я очень надеюсь, что поскольку вы медсестра, то ваш уход за моей мамой будет безупречен. Я знаю, что вы живете на квартире, так вот, вы можете жить здесь и таким образом сэкономите те деньги, которые платите за свою съемную квартиру. Еще я вам оставлю солидную сумму на питание моей мамы. Покупайте ей все самое хорошее и свежее, денег оставлю много, и вы их, пожалуйста, не экономьте.

Я уверила Агнию, что буду ухаживать за Раисой Максимовной как за родной матерью.

Вечером Агния улетела в Израиль, а я осталась в трехкомнатной квартире со своей подопечной и кучей денег, о которых еще вчера не посмела бы даже мечтать. Сварив кашу, я покормила Раису, которая была так слаба и стара, что сразу же уснула или сделала вид, что спит.

Квартира была обставлена красивой старинной мебелью, и я весь вечер глазела на статуэтки, картины и вазы. Потом я стала перебирать книги, их было очень много, и все они были в тисненных золотом переплетах.

Неожиданно больная зашевелилась и застонала. Я приподняла одеяло и с досадой обнаружила, что бабка была вся мокрая. Подумав, я подсунyлa под нее простынь – мне не хотелось ее ворочать.

Прикрыв дверь и не обращая на нее внимания, я уселась смотреть телевизор.

Не знаю, что на меня тогда нашло. Ощущение беспомощности той, за которую некому было заступиться, пьянило меня. “Да пошла ты”,– подумала я про себя и включила телевизор погромче.

Утром я умылась, заварила ароматный кофе и стала с аппетитом жевать вкусную колбасу. Запасов в холодильнике было много. Раньше я не могла себе позволить никаких деликатесов, а теперь все было в моем распоряжении. После сытного завтрака я развела кипятком “Доширак” и покормила им больную. Лицо ее выражало недовольство и обиду, но я делала вид, что не понимаю ее настроения. Я сняла с нее мокрую рубаху, сменила постель, а через полчаса она снова была мокрой. Мне не хотелось с ней возиться, так как я собралась за покупками для себя, ведь у меня была куча денег.

Я закрыла квартиру и молча ушла. Мы вообще с первого дня не общались, я – от нежелания, а она, видимо, от обиды.

Вернулась я с большой сумкой обновок. Кофточки, юбки, платья были изумительными, и мне хотелось, чтобы кто-нибудь меня в них увидел.

Покормив Раису “Дошираком”, я нарядилась, закрыла квартиру и поехала к девчатам в общежитие. Ни у кого из них не было таких шикарных шмоток, как у меня, ведь я их купила в дорогущем бутике.

Вечером мы отправились на дискотеку, и домой я вернулась только утром, часов в одиннадцать. Меня бесили обгаженные простыни, и я вовсе не желала стирать ее дерьмо. Все я сложила в мешок и выбросила в мусоропровод. В шкафу было навалом постельного белья.

Перед дискотекой я ходила в салон, где мне нарастили гелиевые ногти. “Не могу же я портить свой шикарный маникюр”,– думала я тогда.

И вот я стала выкидывать изгаженное белье в мусорку. Варить мне ей тоже не хотелось, и я заваривала ей лапшу, а сама ела деликатесы, пила сок и компоты.

Мне стала нравиться моя жизнь, и я тратила деньги налево и направо. Меня опьяняло, что я могу себе купить все, что захочу. Вся моя комната была завалена туфлями, босоножками, одеждой и бижутерией. Одно меня злило и раздражало, что, имея кучу денег и нарядов, я должна была сидеть рядом с Раисой.

От “Доширака” у нее приключился запор, и она корчилась в коликах, а я ей зло говорила:

– Ничего, меньше срать будешь, а то уже почти простыней не осталось.

Вечером я поехала к девчатам, там я познакомилась с одним парнем, и мне было так хорошо, что совершенно не хотелось возвращаться к больной старухе. Была пятница, и мы всей компанией поехали по реке на остров “Кораблик”, там мы пробыли до понедельника.

Мне очень хотелось понравиться своему новому другу, и я изображала из себя крутую. Сорила деньгами, покупая на всю компанию французское шампанское и фрукты.

Когда я наконец пришла домой, Раиса тихо стонала. Я подсунула под нее тряпки и попыталась напоить кефиром. Но она обрыгала постель и мою новую кофточку.

Не знаю, как так случилось – видимо, я сильно обозлилась,– но я отхлестала ее по щекам. В квартире стояла вонь, и мне хотелось все бросить и сбежать.

Потом я переоделась и ушла, сказав ей:

– Я тебя проучу, коза старая.

Я не думала не возвращаться, но опять все сложилось так, что я не пришла домой. Себя я утешала, что нет ничего страшного в том, что бабка поголодает немного, ведь некоторые люди даже лечатся голодом.

Через два дня, когда я открыла дверь, Раиса лежала тихо, будто в глубоком обмороке. Я испугалась и стала ее трясти. Неожиданно она открыла мутные глаза и совершенно четко сказала:

– Как я тебя ненавижу, мучитель ты, а не человек. Я проклинаю твое чрево, жри и давись. Жри и давись, будь свиньей, ведь ты и есть свинья...

Больше она ничего не сказала. Может быть, я и плохой медик, но отличить мертвого человека от живого могу.