31 августа

Лу вытерла руки и невидящими глазами уставилась в окно, мысли ее бродили бог знает где. Она вынула из стенного шкафа в прихожей свою старую дорожную сумку и сложила в нее то, что берут с собой, когда уезжают среди ночи. Ничего особенного — футболку, две пары трусов, джинсы, косметичку, фен. В косметичку она сунула купюру в двести франков, потом вытащила ее оттуда. Само собой разумеется, что, уходя, она возьмет свою сумочку. Сумочку: она подумала о королеве Англии с ее маленькой теткинской сумочкой, как будто пришитой к локтю. Лу не представляла, зачем нужна такая штука. Сама она носила сумку на ремне, всегда надевала ее на плечо, выходя из квартиры.

Она убрала дорожную сумку в шкаф, задвинула подальше на полку, в самую глубину, за фиолетовый спальный мешок из нейлона и полотняную сумку-холодильник, которую они получили как бесплатное приложение к какому-то заказу из "Ла Редут" и которой ни разу не воспользовались.

Ивон вернулся, как обычно, в половине восьмого. И конечно же, как и следовало ожидать:

— Что это за "рено" внизу? — спросил он.

Лу на автомате проговорила заготовленную речь: затошнило, только доехала до работы и сразу назад, повернула у ворот Сен-Клу, какой-то кретин, пришлось менять крыло…

— Ты взяла протокол? — спросил Ивон.

— Ну да, — ответила она.

— Там все правильно? — спросил он.

— Смеешься, — сказала она, — по-моему, да.

— Хочешь, я посмотрю? — предложил он.

Ну вот. Самое время проявить свои способности к импровизации.

— Его нет, — сказала она.

— Нет? — переспросил Ивон.

— Я уже отправила его, — объяснила Лу. — Вернулась домой, перечитала, проверила, положила в конверт и бросила в почтовый ящик.

— Ты специально выходила из дому еще раз из-за этого?

— Нет, — сказала Лу. — Я поспала два часа и почувствовала себя лучше. Хотела купить газету, надо же было как-то убить время. И заодно отправила протокол. А как прошел день у тебя?

Когда Ивон выключил свет, Лу первая сделала шаг навстречу. Ивон был всегда не прочь. Она не поспевала за ним, мысли ее были далеко. Пришлось притворяться, она ненавидела это.

Потом Ивон сразу заснул, а к ней сон не шел. Она попыталась пересказать себе какой-нибудь фильм. Ей нравился "Английский пациент", она вызывала в памяти Жюльет Бинош — бесстрашную медсестру на вилле в Тоскане.

Но и это не помогало, перед глазами стоял тоннель, неуправляемый "мерседес", на полном ходу врезающийся в опору, опять вспоминались те полчаса после аварии, когда она неслась по спящему пригороду и в голове стучала единственная мысль — бежать, как можно быстрее укрыться у себя дома.

И снова впивался неотвязный, мучительный вопрос, вопрос, на который не было ответа: почему я сбежала? Почему не остановилась? Что на меня нашло, почему я превратилась в перепуганного кролика, не думала ни о том, чтобы позвать на помощь, ни о том, чтобы рассказать, как все случилось, ни о чем, кроме одного — бежать, спастись бегством?

Спастись бегством, повторяла Лу, осознавая двусмысленность этих слов. Бежать изо всех сил, чтобы спасти свою шкуру.

И вдруг ее озарило. Она бежала от смерти — той ночью, в субботу, — да, от смерти, лязгающей, скрежещущей смерти под грудой искореженного железа, раскромсанного, кромсающего. От смерти, раздирающей и заливающей кровью белую кожу.

И сейчас она пытается спрятаться — тоже от смерти. От смерти, которая ищет ее и будет преследовать день за днем, раз уж она ввязалась в эту адскую игру — бежать с ней наперегонки.

*

Когда она проснулась, ее первой мыслью было: нет, только не это. Только не эта авария, только не со мной. Но она успокоила себя: ну что ты, сегодня у тебя есть "рено", ты поедешь на работу, чем ты рискуешь?

Ивон ходил туда-сюда по квартире, Лу слышала звук радио, который перемещался туда-сюда вместе с ним. Радиостанция FIP сообщала о пробках на дороге. До магазина в Монруже было всего три километра, но Ивону хотелось как-то исхитриться миновать пробки, мчаться без помех.

— Сегодня твой черед быть ранней пташкой? — спросила Лу, ласкаясь к нему, словно кошка.

Ивон поцеловал ее в макушку:

— Ранней пташкой? Ты знаешь, который час? Я убегаю, я уже опоздал. Ты проспала свои десять часов, тебе должно быть получше.

— Да, — сказала Лу.

— Пойдешь на работу? — спросил Ивон.

— Надо, — сказала Лу, — конец отпусков, все возвращаются в свои конторы, Анжела, наверно, не может обслужить такую прорву народа.

Ивон взял свой шлем.

— Ты думаешь, эта развалюха "рено" доедет до Парижа?

— Надеюсь, — ответила Лу, — у меня как-то нет выбора. Я даже рассчитываю, что ее хватит и на дорогу обратно.

Обыкновенные вопросы, настойчиво повторяла она себе, закрывая дверь. Без двадцати девять, обычный рабочий день. Вторник как вторник.