31 августа

Дай, отметила Лу. Он говорит "Дайана", "леди Дай". В ресторанчике у Анжелы говорили "леди Ди", "Диана".

…Повреждение грудной клетки вызвало сильнейшее внутреннее кровоизлияние, — продолжало радио.

Лу посмотрела в зеркало. Под футболкой, в которой она спала по ночам, она видела собственную грудь, острые кончики сосков, выступающие из-под белой бумажной ткани. Видела широкие плечи, прекрасные круглые груди, красиво посаженные, эту грудную клетку, которая, казалось, готова к любым испытаниям, а на самом деле не прочнее спичечного домика. Она не поднимала взгляд выше, она не могла вынести вида ни лица, ни глаз. Разбитое лицо, белые глаза. Волосы, слипшиеся от крови.

…Министра внутренних дел и префекта полиции, — говорило радио. — Сегодня рано утром президент Ширак и его супруга воздали принцессе последние почести в больнице Питье-Сальпетриер, сразу вслед за ними прибыл премьер-министр господин Жоспен…

Лу сняла с полки транзистор и вернулась в спальню. Она закрыла окна и легла в кровать, не выключая радио.

…Сегодня не утихают обвинения в адрес фотографов-папарацци. Их считают непосредственными виновниками аварии. В самом деле, водитель был вынужден мчаться на бешеной скорости, подвергая опасности жизнь пассажиров, ради того чтобы избавиться от назойливых фотографов — этих ненасытных папарацци, которые изо дня в день преследовали леди Ди и, как не раз говорила она сама, отравляли ей жизнь.

Осы, осиное гнездо. Лу выходит из комиссариата, их там целая сотня, и все липнут к ней — жадные, настырные. Вспышки огромных фотокамер, буря света. Лу пытается спрятать лицо.

…Когда принцесса занималась на тренажерах в спортивном клубе, в арендованном для нее гимнастическом зале. Фотограф установил камеру на тренажере, при содействии…

Лу закрывает лицо левой рукой. Ее правую руку полицейский заломил за спину. Но фотограф отводит ее руку, все вспышки щелкают разом, она кричит…

…К другим событиям в мире. В Алжире…

Лу выключила звук. О полиции не может быть и речи. Она плохо представляет себе, что делать дальше, но в полицию она не пойдет. Нужно бежать, это ясно. Ускользнуть от этих стервятников папарацци, прежде чем они возьмут ее след.

Она резко перевернулась на живот и спрятала голову под подушку. Уехать — это прекрасно, но куда? Она могла бы поехать к матери, в Ла-Сьоту, но эта клуша захочет объяснений, будет без конца спрашивать: "А что Ивон? Он плохо с тобой обращался? Нет? А в чем же дело?.. А твоя работа, что ты решила насчет работы?.."

С Эмили будет еще хуже: "Мне-то можно сказать правду. Ты же знаешь, мне можно доверять…"

Нет. Не надо ни к кому ехать. Как только они определят марку машины-помехи, они установят имя владельца и в два счета отыщут Лу, если та отправится к матери или к единственной подруге. Если уезжать, то в никуда, раствориться в воздухе, изменить жизнь. Воскресенье, последний день месяца: скорее всего, на счету у нее ничего не осталось. Она могла бы получить какие-то гроши в банкомате. Тем лучше, она просто уедет и потом уже разберется, как быть.

Она уедет, иначе говоря, не станет чинить "фиат". И все улики будут налицо — вот они, в гараже. За невозможностью найти Лу, найдут ее машину, получат необходимые доказательства и узнают, кто был за рулем в двадцать минут первого на въезде в тоннель.

И раньше всех узнает Ивон, он первым увидит повреждения "фиата". Это случится сегодня же вечером или завтра, в понедельник. Лу исчезнет, Ивон начнет беспокоиться. Он спустится в гараж, рассмотрит "фиат" и все поймет. Из самых лучших побуждений он тут же сообщит куда следует.

Как быть? Не бросать же машину где-нибудь в чистом поле.

Она снова перевернулась в кровати. Открыла глаза. Куда безопаснее отремонтировать "фиат", а потом бежать.