31 июня

– Господин ведущий, – начала миссис Шайни, – надо отметить…

– Да, да… чрезвычайно интересно, – в полном смятении сказал Чидлуорт. – Вы хотите сказать, Мелисента, что Сэм даст вам новые возможности?

– Не смейте называть меня Мелисентой, – оборвала его принцесса. – Вы не входите в круг моих друзей.

– Как домохозяйка, – сказала миссис Шайни, – и как председательница…

– Не вмешивайтесь! – резко сказала Мелисента. – Магистр Марлаграм, вы уверены, что Сэм в темнице?

– К порядку ведения, господин Чидлуорт, – возгласил Тед Гиззард. – Насколько я могу судить, стоящий на повестке дня вопрос ни в коей мере не предполагает замены общего частностями и безличного личностями…

– Да, конечно, мы учтём ваше замечание, – поспешил откликнуться Чидлуорт. – Но теперь…

– Опять-таки к порядку ведения, мистер Чидлуорт, – взял слово Марлаграм. – Насколько я могу судить – хи-хи-хи! – сексуальная возбудимость не совместима с безграничным богатством физической конституции, благоприятствующей сложным и обильным словоизлияниям.

– Не уловил вашу мысль, – сказал Гиззард.

– Каковы ваши первые впечатления от Лондона, принцесса Мелисента? – спросил Чидлуорт, вытирая пот со лба.

– Если он невсамделишный, – сказала Мелисента серьёзно и убеждённо, – и вы всё это сами придумали, почему он у вас такой ужасно безобразный и шумный и почему все люди такие озабоченные, или сердитые, или грустные? Или, может, всё это – одно наваждение?

– Простите… как?

– Наваждение.

– Я тридцать лет участвую в тред-юнионистском движении, – сказал Гиззард, – и насколько я могу судить…

– Ох, да замолчите вы! – Мелисента повернула голову и увидела, что кресло Марлаграма опустело. Большая бурая крыса трусцой бежала по полу. – Магистр Марлаграм, магистр Марлаграм, куда же вы?

– Перемолвиться словечком с Сэмом. Хи-хи-хи!

– Возьмите меня с собой.

– Потом, моя девочка. Будьте в «Вороном коне» около шести. Хи-хи-хи!

– Хи-хи-хи! – отчаянным эхом отозвался Чидлуорт, почувствовавший (и не без оснований), что дискуссия вышла из-под его контроля. – Чрезвычайно, чрезвычайно интересно… и мы, конечно, пожелаем им всем удачи, удачи и ещё раз удачи.

– Разумеется, – подтвердил Гиззард.

– А теперь следующий вопрос. Наша телезрительница из Сэрбитона желает знать, не станет ли женщин в ближайшем будущем значительно больше, чем мужчин, и если да, то как именно это случится. Миссис Шайни, прошу вас.

– Говоря как домохозяйка, – сказала миссис Шайни, – а также от имени многих тысяч британских домохозяек, каждая из которых испытывает живое и глубокое чувство ответственности за наше ближайшее будущее, я отвечу: возможно – да, а возможно – и нет, но каким именно образом – сказать трудно. Вы согласны со мною, мистер Гиззард?

– Да – в ограниченном смысле и нет – в менее ограниченном и гораздо более широком смысле, хотя, заметьте, я бы не хотел высказываться категорически и безапелляционно. Но у нас в тред-юнионистском движении…

– По-моему, это глупости, – сказала Мелисента, поднимаясь с места. – Я ухожу. Прощайте.

По пути обратно в контору Филип Спенсер-Смит без передышки втолковывал Мелисенте, что её поведение во время передачи, по всей видимости, закроет перед Уоллеби, Диммоком, Пейли и Туксом двери телестудии на ближайшие два года. Но все мысли Мелисенты были заняты Сэмом, брошенным в темницу, и она даже не пыталась делать вид, будто слушает его. Филип сказал, что, прежде чем сообщить о случившемся Диммоку, он переговорит с Энн Датон-Свифт. Но Энн на месте не было, и где она – никто не знал. Пегги тоже на месте не было, и где она – никто не знал. А в довершение ко всему Диммок ушёл, и никто не видел когда.

– Ну, это уж слишком, – сказал Филип Мелисенте. – Сперва Сэм…

– Я знаю, где Сэм, – промолвила Мелисента печально. – Он в темнице, у нас в Перадоре. Вы разве не слышали, что говорила та крыса? Это ведь был магистр Марлаграм.

– Да, но, видно, мне это не запомнилось, – осторожно сказал Филип. – Интересно, здесь ли ещё доктор Джарвис.

Но, как выяснилось, доктор Джарвис сперва что-то долго и бессвязно объяснял насчёт шкафа, а потом отправился на приём к одному из коллег в психиатрическую клинику.

– Вам придётся повести меня в «Вороного коня», – сказала Мелисента.

– Ради Бога, – сказал Филип. – Как только там откроют, лапочка. Но нам незачем ходить так далеко, если вы просто хотите выпить.

– Нет, я не хочу выпить. Я хочу к Сэму.

– Но ведь вы сами сказали, что он у вас в темнице, хоть я и ума не приложу, как это понимать.

– Если я не пойду в «Вороного коня», я не смогу увидеться с Сэмом в темнице…

– Ах, пропади оно всё пропадом, прекратите вы когда-нибудь или нет? – закричал Филип, швыряя эскиз рекламного плаката для «Маминого пусика» в дальний угол комнаты.

Мелисента разрыдалась.

Глава 8 СЭМ В ТЕМНИЦЕ