31 июня. Дженни Вильерс

– Принцесса и Сэм говорят, что будут жить в обоих мирах. Что правда, то правда. Ловко придумано. Я сказал – ловко придумано, – повторил он, повысив голос, словно кто–то ему возражал, и сверкнул глазами, ни на кого не глядя. – Я тоже буду жить и тут и там. Я сказал: я тоже. Помню, сколько было болтовни о том, что есть, мол, только один мир. Нет. Нет, нет и нет! – Он погрозил кулаком Диммоку, Герберту Пейли, миссис Диммок, миссис Пейли, Филипу Спенсеру Смиту и его знакомой по имени Пенелопа Дилл, которая прыснула со смеху, – Ничего смешного! Дело серьезное. Я говорю – есть два мира. И принцесса с Сэмом говорят то же. Есть, конечно, разница в один день. На этом конце стола – среда, а на том – вторник. Ну и что из этого? Кого это волнует? Подумаешь – пусть даже будет две субботы на неделе и ни одного понедельника. Однажды в Коста–Рике я чуть не две недели кряду думал, что на дворе четверг – отрастил бороду и почти что выучился играть на мандолине. Ладно, расскажу вам об этом как–нибудь в другой раз.

– Он взял со стола кувшин и опорожнил его с громким бульканьем. – Ну вот, кажется, и все. Тост? Правильно!.. – Он нахмурился, с трудом ворочая языком. – А теперь пускай счастливая парочка пожелает счастья и всяческих благ всем нам. Итак – за наше здоровье!

Гости встали и выпили за новобрачных. Все аплодировали и кричали «ура», только Пенелопа Дилл все хихикала.

– К сожалению, я не привыкла говорить речи, – спокойно сказала Мелисента. – Поэтому, выражая вам обоим свою признательность и за любезный тост, и за то, как он был встречен, я попрошу ответить моего супруга.

– Благодарю, благодарю вас всех, – сказал Сэм, взглянув сначала на один, а потом на другой конец стола. – Я лучше всех сознаю, что не достоин руки и сердца прекрасной принцессы. Я не так уж умен. И не так уж храбр. Просто мне повезло. О себе могу сказать только одно: когда великий день настал, я сразу понял, хоть мне никто об этом и не говорил, что наконец–то наступило тридцать первое – славное тридцать первое июня.

Король Мелиот подождал, пока стихнет шум.

– А теперь, – сказал он с сомнением в голосе, – мистер Лэмисон споет нам под аккомпанемент лютни песню «Черный рыцарь взял мое сердце в полон».

Ну что ж, простимся, читатель.

Дженни Вильерс

1

В знаменитую Зеленую Комнату театра «Ройял» в Бартон–Спа можно попасть двумя способами. Если вы вошли в театр через главный подъезд, вам надо пройти бельэтаж и идти дальше по коридору, минуя кабинет директора. А из–за кулис вы поднимаетесь по темной лестнице и проходите мимо дверей двух актерских уборных, предназначенных для звезд. Мартин Чиверел, проникнувший в театр через служебный вход, как раз и стоял на верхней площадке этой темной лестницы, и хотя дверь. Зеленой Комнаты была закрыта, оттуда доносился шум голосов, которые сливались в какое–то идиотское кваканье. Чиверел взялся было за ручку двери Зеленой Комнаты, где прием был в самом разгаре, но, вместо того чтобы открыть дверь, он вдруг прислонился к пей. Ему было скверно — он чувствовал себя смертельно усталым и старым, как мир. Ква–ква–ква–ква. Господи, спаси нас и помилуй!

Затем кваканье прекратилось как раз тогда, когда он почти уже заставил себя повернуть ручку. В конце концов, хоть он и приготовил все извинения, это как–никак был его прием. За дверью раздались вежливые аплодисменты. Кто–то собирался произнести речь, и десять против одного, что это был мэр города, какой–нибудь торговец скобяными изделиями, важный и усатый. Да, это был мэр, который, подобно многим муниципальным ораторам, стремился каждому своему слову придать особый вес и особое значение.

— От имени городского совета Бартон–Спа, — возглашал он, — я с самым огромным удовольствием приветствую в нашем старинном городе высокоталантливых актеров и актрис, приехавших с мистером Чиверелом из Лондона, чтобы показать нам здесь, в Бартон–Спа, премьеру его новой пьесы… э–э… «Стеклянная дверь».

Мэр выговорил название не сразу и с некоторым удивлением. Последовала продолжительная пауза, и Чиверел, угрюмо стоя перед дверью и чувствуя себя в этой полутьме каким–то призраком, мысленно сказал мэру, что его милости предстоит удивиться еще больше, прежде чем он, Чиверел, окончательно добьет его своей «Стеклянной дверью».

— Мы предвкушаем, и с большим нетерпением, возможность увидеть эту пьесу до того, как ее увидят в Лондоне, — продолжал мэр, бросая каждое слово как свой главный козырь. — И я уверен, что мистер Чиверел и его актеры найдут здесь зрителей не хуже, чем в любом другом месте, — мы тут все завзятые театралы и всегда готовы хорошо посмеяться.

«Бьюсь об заклад, что готовы», — подумал Чиверел, когда присутствующие неизвестно почему вдруг разразились смехом, а кое–кто даже зааплодировал. Видно, готовы гоготать, пока у них головы не отвалятся. Но подождите, скоро он с ними разделается.