— Слушай меня внимательно. Обычно мы не берем к себе людей со стороны. Если берем, изучаем их годами. Люди — опасные животные. За свои шестьдесят пять лет жизни, я думаю, ты имел возможность не раз в этом убедиться. Для тебя я, Дункан О'Руркэ, делаю исключение. Мы тебя возьмем. Почему? Отчасти оттого, что ты — друг жирного Казимира, с которым я первый раз в своей жизни ограбил гамбургер-джойнт, в возрасте 12 лет. Большей же частью оттого, что я тебе сочувствую. Я, Дункан О'Руркэ, вошел в мою контору и увидел человеческое лицо, а не рожу раба. — Дункан О'Руркэ довольно захохотал. — Мы тебя возьмем и попробуем. Ты будешь делать, что тебе скажет этот крейзи — мой сын. Но имей в виду, скидки тебе на твой возраст не будет…
— Я и не прошу. Два часа в центре здоровья четыре раза в неделю вот уже много лет, я в хорошей форме.
— О'кей, — кивнул О'Руркэ. — Виктор оценит твою форму. Кроме всего прочего, мне интересно посмотреть, как ты сумеешь выпутаться из говеннейшей ситуации. Говенней не бывает. — О'Руркэ с любопытством посмотрел на Ипполита Лукьянова.
— Если бы у меня обнаружили рак или AIDS, дела мои были бы куда хуже, — сострил Лукьянов, ему не хотелось, чтобы старший О'Руркэ, младше его, Лукьянова, ему сочувствовал.
Люди действия всегда держатся старше, чем люди размышления и удовольствий, подумал он, опасливо взглядывая на начальственную фигуру Дункана О'Руркэ, неловко нависшую над столом.
— Виктор поедет брать доктора завтра в четыре утра. Где он может тебя найти в три тридцать?
Ипполиту ничего другого не оставалось, как сообщить адрес неизвестной ему Марии:
— Деланси-стрит, номер двести девять. Пусть постучит в окно. Если подняться по ступенькам на крыльцо и стоять лицом к дому — первое окно справа.
— О'кей. Надеюсь, увижу тебя позже. Отдохни перед делом.
Лукьянов прошел через асфальтовый двор к воротам. Расположившись неподалеку от ворот, черный в пуленепробиваемом жилете наваривал на высокий капот трака толстый металлический лист.
— Танк? — заметил Лукьянов, не останавливаясь.
— Танк, мен, танк, — согласился черный.
— See you, — пробормотал Лукьянов.
— Ага, — согласился черный.
Золотой с красным, стройный и тонкий, похожий на грациозного тропического москита вертолет Секретаря Департмента Демографии на несколько секунд завис в воздухе, окруженный тремя боевыми вертолетами охраны, и затем спокойно упал вниз. Вслед за ним, следуя одному из многочисленных вариантов церемоний посадки, камнями устремились на круглую плешь, окруженную пыльной зеленью, вертолеты охраны Взвыла сирена, оповещая персонал о прибытии босса; вспугнутые шумом четырех мощных моторов, поднялись в воздух стаи городских мелких птиц, избравших Централ-парк убежищем от удушливого июля восемнадцатимиллионного города. Поднялись и сели опять.
Сощурившись, в образовавшемся в брюхе москита отверстии показался сам Секретарь самого могущественного в стране Департмента и тотчас надел темные очки. Ибо за пределами затемненного салона в спине москита был режущий, ослепительно солнечный день. Сол Дженкинс без всякого неудовольствия ступил в девяностошестиградусную жару и стал спускаться по мгновенно подогнанному к вертолету трапу, у подножия которого его ожидала обычная группа людей — его «домашние»: офицеры охраны Дженкинса, лейтенанты Тэйлор и Де Сантис, личный секретарь Спэнсер Кэмпбэлл, дюжина людей лейтенанта Тэйлора, расположенные на посадочной площадке таким образом, чтобы сократить до минимума риск возможного покушения на драгоценную жизнь Секретаря. Мордатый брюнет лейтенант Тэйлор, впрочем, сомневался, что в USA можно найти группу достаточно сумасшедших людей, желающих попытаться убрать старика Дженкинса у него в логове. «Как великолепно держится, bastard», — отметил Тэйлор, глядя на приближающуюся фигуру своего всесильного босса. У офицеров форменные рубашки прилипли к спинам, даже старательно копирующий невозмутимость босса Кэмпбэлл поминутно промокал пот клетчатым платком с лица и шеи, но на аскетическом челе Секретаря не было заметно и следа испарины. Серого шелка костюм, белая рубашка, черный галстук. «Не курит, не пьет, вегетарианец. Удалена часть желудка. Бывший профессор философии и социологии Принстонского университета. Одинок. Пристрастия: редкие книги. Образ жизни — аскетический. Любимое изречение: «Мир должен быть управляем», — всплыло в памяти лейтенанта Тэйлора несколько строк секретного досье на Сола Дженкинса, на которое лейтенанту Тэйлору удалось мельком взглянуть давно и при довольно странных обстоятельствах.
— Хэлло, офицеры! Хэлло, Спэнсер!