Белая блузка под жакетом была аккуратно заправлена, ничего лишнего я уже не видел. Не видел я и пятен крови: на такой малой дистанции винтовочная пуля, имевшая начальную скорость почти девятьсот метров в секунду, прошила голову террориста насквозь и ушла глубоко в стену; наверняка эксперты сейчас возились, пытаясь выковырять ее без повреждений. Стреляй я разрывной – кассирша сейчас была бы с ног до головы залита кровью и забрызгана мозгами, ее униформу осталось бы выбросить.
Рядом с бывшей заложницей прислонился к стене долговязый Штеффен. Его голубая каска висела на локте, волосы были взъерошены – я отметил, что мой напарник сильно осунулся за эти часы. Ведь я лишь стоял на позиции, находясь в готовности к единственному выстрелу, а он мотался внизу, все видел, все слышал, все знал, и ко всему прочему разбирался с начальством вместо меня, исполнителя.
Увидев меня, он склонился к женщине, что-то сказал ей на ухо, потом показал рукой. Она вскинула голову и долго, внимательно смотрела в мою сторону.
Потом снова подняла лицо к нему, что-то спросила, что-то услышала в ответ и кивнула.
Штеффен опять слонялся к ней и заговорил.
Ее хорошо очерченный профиль был еще сильнее и выразительнее, чем виделся сквозь прицел винтовки
На меня не обращали внимания.
Я законно проник сюда через «
Солдат без имени, «
Перейдя на другую сторону улицы, и присел на какую-то приступку около фасада и закрыл глаза. На самом деле, я устал не меньше, чем Штеффен.
–…Михаэль, ты живой?
Я встрепенулся.
Передо мной стоял напарник.
– Живее всех живых, – ответил я и встал.
– Ты великий
– Если бы все было на открытом месте, попал бы еще лучше. Он бы сейчас лежал вовсе без головы.
– У тебя есть разрывная пуля? – спросил напарник, сразу поняв меня. – Дум-дум?
– Лучше. Ртуть, – я вздохнул и добавил. –
– Они запрещены конвенцией.
– Тебе – да. Мне – нет. Я иностранный наемник, гражданин черт знает какой страны, меня тут вообще как бы нет. И мне плевать на конвенции. Понимаешь?
– Понимать, – Штеффен кивнул. – Тебе, Михаэль, это…
Он щелкнул длинными пальцами, выбирая в памяти слово.
–…Гроссфатер говорил… по-позже.
– По пизде, – поправил я. – По-пи-зде. А также похую. И до жопы.
Напарник кивнул.
– На самом деле все это неважно.
– Да.
– Главное, что заложники целы и девушка жива.
– Она не есть девушка, Михаэль. Она…
– И это неважно, – перебил я. – Она жива. А террорист мертв.
– Михаэль, ты есть герой. Я тебе хотел сказать это сразу, ты свернул на другую тему.
– Я не есть герой. Я просто делал свою работу. Но формально ее делал ты, а не я. Я не шарфшутце, даже не солдат-миротворец. Я никто, меня не существует в отчетах, а вот тут я стою лишь благодаря тебе, камрад.
– Михаэль,
– Кто – я?
Я усмехнулся.
– Нет не ты, – серьезно возразил Штеффен. – Я хотел сказать «
– Что именно несправедливо?
–
– Все вообще несправедливо, Штеффен. Справедливость умерла еще до нашего рождения.
Я замолчал, напарник вынул из кармана мобильный телефон и посмотрел время.
– Куда-то спешишь? – спросил я.
– Нет. А ты?
– Мне вообще некуда спешить. Эта операция была последней. Закрываю счет на тридцать первом номере. Тридцать второго уже не будет. Пойдем в магазин, купим