А ведь и правда, — об обеде мы как-то и позабыли. Мы быстро съели положенное и приготовились к сеансу исцеляющего рыдания по методике людей-великанов, пришедших на Кайлас в стародавние времена, старого монаха, Василия Кривого Быка, старика с верховья Западной Двины и Мишеля Мессинга. Забегая вперед, скажу, что расплакаться удалось тогда всем — и Мишелю, и Петровичу, и Леониду, и Насте, и мне. Уже потом попросил я моих товарищей описать, что каждый из них представил, чтобы разрыдаться в тот день на Кайласе. Позволю себе привести последовательно наши записи не только для интереса, но и из соображений практического свойства: возможно, кому-то наши ощущения и пригодятся в качестве своего рода подспорья, если вдруг случится так, что своих собственных ощущений, вызывающих слезы, подобрать не получится.
Тогда на Кайласе мы, чтобы не смущать друга, разошлись по разным концам поляны. Вот что представлял каждый из нас, чтобы искренне разрыдаться.
Мишель Мессинг
У меня, как вы знаете, уже была практика использования рыдающего дыхания. Но сразу оговорюсь, что при каждом новом обращении к этой технике я старался вызывать слезы новым воспоминанием. На этот раз я обратился к воспоминанию из детства. Младшая школа, второй класс, вторая четверть, вторая смена. Декабрьский вечер. Я пришел из школы, быстро сделал уроки и — скорей на улицу. Там, конечно же, темно, но не сидеть же дома, когда весь двор завален снегом, а днем была оттепель, которая сделала этот снег таким липким! Ну просто в самый раз для того, чтобы лепить снеговика! Знаете ли вы, как лепить снеговика? Разумеется, знаете, однако все же позволю себе описать весь этот занимательнейший процесс ради полноты экспликации последовательного развертывания вызова слез; проще говоря, в той системе, в какой представил все это тогда на Кайласе. Сначала лепится маленький снежок, который потом надо катать по липкому снегу, чтобы получился большой снежный шар. Всего же шаров должно быть три: большой, средний и маленький. Большой являет собой основание, поэтому желательно и даже обязательно надо завершить его строительство в том месте, где будет стоять сам снеговик, ведь потом двигать этот шар очень тяжело. Второй будет поменьше, потому не составит большого труда приподнять этот второй снежный ком таким образом, чтобы водрузить его на первый. Третий из них окажется самым легким, скатать его гораздо легче. Вот снеговик и готов. Но теперь, чтобы снежная баба сделалась живой, надобно сделать глаза, рот, нос, руки, шапку. Помните? Глаза и рот — угольки, нос — морковка, руки — прутики, а на голову вместо шапки надевается ведро. Красив вышел снеговик! Полюбовавшись на свое творение, я направился домой — пора уже было читать книжку и спать. Как сейчас помню, что в тот вечер читал я «Следопыта» Фенимора Купера. Была это уже третья по счету книга из серии про Натти Бампо, знаменитого Кожаного Чулка. Приключения этого героя так меня увлекали, что порой даже домой тянуло с улицы.
В тот вечер, правда, я несколько раз отвлекся от чтения, подбегая к окошку — освещенный одиноким фонарем стоял мой снеговик и грустил без меня… Утром, только проснувшись, сразу ринулся я к окну, чтобы посмотреть, как там поживает мой снеговик. И что же предстало взору моему? Снеговик, сделанный вчера вечером с такою любовью, был разрушен — и не оттепелью, не ветром или обильным снегопадом, разрушен хулиганами, которым было нечем заняться, некуда было деть силу молодецкую, вот они и приложились ногами и руками к моему творению… Разрыдался я, второклассник, горько-прегорько, от печали своей не пошел в тот день в школу, а горевал в одиночестве. И сейчас, признаться, когда пишу эти строки за дисплеем компьютера, слезы наворачиваются на глаза. Теперь уже понимаю, что жаль мне не снеговика, а себя в детстве. Тогда же, на Кайласе, только вспомнил я всю историю со снеговиком во дворе, то разрыдался — к тому и стремился.
Петрович