Почему Кайлас — Крестовая гора?
Конечно, мы были в восторге от прочитанного.
— Какая все-таки молодец Алексия! — первым нарушил тишину Кайласа Петрович.
— Да уж, — с нескрываемой гордостью согласился с зятем Мессинг. — Очевидно, что Крестовая гора — это и есть Кайлас…
— Очевидно? — перебила Мишеля Настя.
Мессинг не обиделся, а пояснил то, что вообще-то, действительно, было очевидно для нас всех, кроме Насти:
— Само название в записках Василия Кривого Быка этой горы — Крестовая — абсолютно соотносится с самой конфигурацией Кайласа, овраги коего создают рисунок свастики. А свастика это, коллеги, не что иное, как крест. Не так ли?
Как опробовать методику Василия?
Кажется, Настя уступила гению убеждения Мишеля Мессинга. Нас убеждать ему было не нужно. Нам было интересно применить на практике методику из записок Василия со странным прозвищем Кривой Бык.
— Можно ли опробовать предложенное на практике? — как бы сам у себя спросил Мишель и сам же себе ответил:
— Однозначно — да. Немного о том, как заставить себя заплакать. Для Насти, скажем, это легче, чем для меня построить простейший ипсилон…
— Почему это для меня — легче? — встрепенулась Настя. — Я что, плаксивей всех в этой компании?
— В этой компании, Настя, вы лучше всех конечно же, — как ни в чем не бывало, продолжал Мессинг. — Однако гендерное отличие с высокой долей уверенности позволяет констатировать куда как большую степень экспликации вашего внутреннего мира…
Мне пришлось прервать Мессинга, потому что я испугался, что мой друг своими речами совсем обидит девушку:
— Настенька, Мишель только хочет сказать, что женщины плачут чаще мужчин. Стало быть, и вам зарыдать будет проще, чем, допустим, Петровичу или Леониду.
— А вам, Рушель? — спросила Настя.
— Ну и мне, конечно, тоже. Согласитесь, Настя, было бы удивительно, если бы мне было заплакать легко, как, например, вам, а Петровичу и Леониду — трудно.
— А вам, Мишель, легко зарыдать? — Настя, кажется, решила опросить каждого из нас на предмет способности расплакаться в терапевтических целях.
— Легче, чем вы думаете, Настенька, — неожиданно ответил Мессинг.
— Это почему? — удивилась Настя.
— Ничего здесь нет удивительного. Вы же все помните коллеги, как удалось разрыдаться автору записок Василию Кривому Быку. Он должен был вспомнить что-то очень грустное из своей жизни, как советовал ему старый монах. Василию не удалось сделать этого, но напомню, что ему пришла в голову тоска по Родине, которая была далеко. Тогда-то хворый Василий и разрыдался, как велел ему наставник. Методика стара как мир, коллеги. Конечно же вы знаете, что нечто похожее используют актеры, когда им необходимо заплакать по роли. В театральных институтах методику изучают на младших курсах: надо вспомнить что-то грустное из жизни, даже книгу или фильм, над которыми когда-нибудь расплакались. Но опять же, коллеги, даже по этой методике женщинам легче, ибо женщины куда как в большей степени впечатлительны, нежели мужчины. Над мелодрамой женщины плачут куда чаще, чем мужчины.
— Это так, — заметил Леонид, — но признаюсь, что для меня лично такая методика отнюдь не может показаться сложной. Сколько себя помню, плакал над книгами. И до сих пор плачу, хотя и тщательно скрываю это.
— Леонид прав, — отозвался Петрович. — Я тоже при желании могу по данной технике заставить себя зарыдать, если понадобится. И мы бы с вами уже сейчас могли опробовать эту технику, вот только опасаюсь я… Опасаюсь, как бы не было, как в прошлый раз…
Техника рыдающего дыхания совершенно безобидна!
Да, случай с отравлением Петровича кислородом помнился еще ох как красочно. Все мы ждали, что скажет мудрый Мессинг. Тот вопреки обыкновению не заставил ждать долго:
— Эта техника не опасна. Я уверен в этом на все сто.
— Но откуда такая уверенность? — спросил я.