33 новеллы о любви

И он не знал о причине бегства грешных братий своих и маялся от неведенья и не знал какой бес посетил опустошил монастырь…

А уж стоял сентябрь-вресень и шел северный ветр-«с’иверко» и слива брошенного монастырского сада вся пала тучная кривая хмельная в траву и там была ледяная дымчатая сиротская скользкая мяклая медоточивая ненужная постылая…

Пахло от палой сливы дурным перебродившим самогоном, словно по земле разлилось кислое дурное вино…

И однажды ночью одинокий игумен Андрей шел ступал по палым лазоревым тучным мутным сливам…

И луна вышла из ветреных туч и облила обдала обхватила обсыпала зябким перламутром-жемчугом сливовый тяжкий нагой одинокий сад и нагую дрожащую Агату бродящую одиноко на монастырской высокой стене….

Она пришла чтобы соблазнить последнего монаха — и это был Андрей…

И тогда игумен понял куда ушли монахи и кто был бес-совратитель, но маялся он и мычал как зверь в ночи, ибо не мог говорить ибо дал обет молчанья, но мычал и стенал глядя на Агату…

А потом взял с земли садовый шест-андрон, которым спелую сливу сбивают с дерев, и посек побил ударил андроном Агату по молочным лунным ногам что дрожали от хладного ночного осеннего ветра-«чичеры», который уж осенний первый снег уже нес…

Тут Тимофей-Измигул взмолился…

…Ай Господи устал я от сказанья этого от печальной легенды от песни этой…

Да жаль мне сих человеков…

Да изболелась дрожь-душа как тело нагое Агаты от ветра-«чичеры»…

Но дале говорю…

Я блаженный юродивый Тимофей-Измигул…

И побил подбил игумен кроткий Андрей-безмолвник андроном Агату по ногам и она подкосилась неверно тяжко подломилась и упала слепо шатко со стены на землю и там на сливах палых сломала обломала убила обе ноги и стала звать на помощь в ночи…

Тогда игумен Андрей закричал люто:

— Господь мой! прости меня! помилуй овчу эту! Покарай меня убивца слепого лютого!.. Покарай меня Господи Господи покарай мя! раздави меня как палую

сливу сию Ступней Своей праведной! Покарай меня за гнев лютый волчий мой!.. Господь мой!.. покарай изведи меня за заблудшую бедную овчу сию!..

И он рыдал и склонялся над Агатой:

— Дочь дщерь милая моя! прости меня чадо чарое мое! прости мя!..

Но ты извела совратила последний монастырь Руси и опустошила приют мой! И если Спаситель вернется Русь болезную проведать, то негде Ему переночевать нынче будет… Монастырь — дом Его — пуст…

Монастырь пуст… Русь пуста…

Дщерь, но цена велика!..

И что сломанные поверженные убитые ноги твои когда душа погублена твоя? дщерь моя?..

И он взял андрон дряхлый шест на котором были ветхие гвозди чтобы сливы высокие со ветвей рвать доставать и стал гвоздями неслышно легко упоенно рвать драть себе лицо и руки, но страдал над Агатой притихшей и своей боли не чуял, а только её муку знал…

И взял её на руки могутные тихие ласковые свои и Агата стихла на руках его, как дитя, как стихала она в детстве на руках отца своего, хозяина Печоры-города, безбожника лютого Степана Иоанна. (Вот так неправедные отцы убивают уморяют чад своих… да…)

И понес игумен Андрей тихую нагую Агату на руках своих целебных лучезарных сладимых и вынес за врата монастыря и пошел покорно по улицам города в дом Агаты…

И вновь замолк навек…

И вернулось к нему молчанье-немота его.

И был судим и сослан в Сибирь на реку Вилюй ледовую косматую…

И там двадцать глухих лет валил рубил лес таежный на лесоповалах комариных кровяных и стал седым старцем но молчал все эти лета и дни…

И его принимали как немого и сторонились…

И через двадцать лет он вернулся в родной город Печору к родному монастырю своему о котором часто неслышно сладко рыдал в ночах вилюйских ледовых лесных…

Но за эти двадцать темных сиротских лет сливовый монастырский сад одичал и разросся несметно неоглядно и бросился метнулся как пес лютый чрез рухлые стены монастырские на город Печору, и от него на окрестности и на Русь всю…

И залил заполонил Русь всю.

И был несметный урожай диких тучных слив заброшенных лазоревых…

И жильцы Печоры гнали самогон сливовый душный необъятный и стал град Печора самогонный и стали окрестности самогонные бредовые дурные…

И стала вся Русь самогонная пьяная болезная дурная как палая постылая сиротская слива, в которой червь бродит…

Когда безбожники приходят к власти — вместе с ними приходят бурьян сорняк дикая слива самогон и необъятная смерть…

На троне — вор, в стране — мор…

Но отец Андрей высоко нетронуто прошел через пьяные деревни и города и нашел монастырь свой и стал могутным топором деревья сливовые дурные вырубать и сад очищать от тли от хвори…

О Господи! помоги ему! помоги топору его!

Да чт’о одинокий топор его в несметном запущенном пьяном саду пагубе море?..

Чт’о одинокая утлая ладья в кишащем море?..

О Господи!..

И однажды нощь была в саду монастырском древлем…

И отец Андрей рубил валил топором гнилые мшистые деревья…

И осень была…

И «чичера»-ветер нес на Русь первые снега первые летучие хладные пряжи пелены кружева

И тогда отец Андрей услыхал в ночи чей-то тихий плач…

И подъял очи глаза…

И там на развалинах порушенной монастырской стены стояла она…