33 отеля, или Здравствуй, красивая жизнь!

К. через неделю вернулась в Москву и доложила, что Тряпочку принесли на новоселье в тот дом, а там были гости, еще одна сестра из большого города, из Мумбаи, с семьей. И ее маленькая дочь как взяла Тряпочку на руки, так больше никому не отдала. И все знают, что котенка зовут Пенни (Копейка), но та семья ее увезла и назвала по-другому. Почему это копейка, пенни? Такая красавица! Живот белый и кудрявый, глаза раскосые изумрудные, обведены, как у всех девушек Индии, черной тушью. Задние лапы длиннее передних, это так полагается, и она иногда сидит перед телевизором на корточках, как заяц, смотрит футбол, а передние лапки держит на груди. Хвост черный. На спине узор, как будто силуэт кота. Что-то немыслимое.

А я выздоровела моментально, как только взяла ее в руки, – тогда, на той пыльной площадке перед отелем.

Элла Райх Он, его женщины и Ritz

Рассказ

Как же она не хотела никаких празднований и чествований.

– Нет, нет, только не это, – повторяла она, приводя тысячу аргументов, почему это не стоит делать ни в коем случае.

Во-первых, она терпеть не может никаких тостов, подарков, вообще быть в центре внимания. За столько лет пора было бы ему с этим смириться. Во-вторых, пресса. Им так счастливо удавалось весь год скрываться от всех этих настырных гиен с фотоаппаратами. Они ни разу нигде вместе не засветились. И что же теперь? Все усилия насмарку? В-третьих, почему Ritz? Если ему так приспичило праздновать ее пятидесятилетие (просто мороз по коже от этой цифры!), неужели нельзя выбрать другое место, потише, поспокойнее? Посидели, выпили, задули свечки и домой. Ее бы вполне устроил такой вариант.

Он плеснул ей в бокал джин, медленно добавил тоник и лед – всё как она любит. По его отработанным жестам сразу понятно, что обряд этот он может осуществить даже с завязанными глазами.

– Спасибо, дорогой! – сказала она, беря ледяной бокал из его рук. – И потом, ты разве ты не понимаешь, как это ужасно звучит? Не понимаю, зачем давать повод, чтобы нас обвинили в бестактности?

– Что ты имеешь в виду? – спросил он, удивленно нахмурив брови.

– Ritz!

Они оба любили главный отель Лондона. Разумеется, каждый по-своему. Для нее это было детство, неизменный воскресный бранч, на который собиралась вся родня, чтобы отведать йоркширского ростбифа. Нигде больше такого не подавали. Его подвозили к столу на специальной тележке, а потом нарезали наточенным ножом кусок за куском. Кровавое и прекрасное зрелище! А пятичасовой чай под арфу с первой клубникой и девонскими сливками? Опять же, единственное место в Лондоне, куда нельзя было приходить без шляпы и перчаток. Девочкой она ненавидела их люто, но ради матери и соблюдения приличий приходилось эту светскую амуницию на себя надевать. При этом ни единой крошки не должно было попасть на юбку или белоснежную скатерть с вензелем. Бедняжка, никогда у нее это не получалось. То она проливала чай, то обмазывалась в креме, то оставляла пятна в самых неподходящих местах.

Бывают люди, от природы лишенные всякой грации. Наверное, надо просто смириться, а еще лучше, научиться подтрунивать над собой и своими faux pas, чтобы у других не возникало искушения смеяться у тебя за спиной. Во времена ее детства пятичасовой чай в Ritz еще не стал обязательным мероприятием для провинциалов и состоятельных туристов, как сейчас. Это была церемония под стать королевскому чаепитию в саду Букингемского дворца. Даже еще изысканнее. Во всяком случае, традиционные сконы и сэндвичи с огурцом были точно вкуснее. Как давно она там не была! Наверняка всё стало хуже, проще, вульгарнее. Хотя, по слухам, в гардеробной ресторана по-прежнему имеется большая коллекция пиджаков всех размеров и галстуков всех расцветок как раз для простофилей, успевших подзабыть, где они вознамерились отобедать или выпить чаю.