33 отеля, или Здравствуй, красивая жизнь!

Мне приходилось уже высказывать предположение, что новая эра в России наступит, когда в обычай и в обиход войдет привычка спускать за собой воду в общественных туалетах. По этой привычке как раз и проходит невидимая “европейская” граница. Условная, конечно, – и при Гитлере немцы не отвыкли от гигиены, – но для России, говоря высоким штилем, – судьбинная. Свидетельство личной ответственности индивида и знак его уважения к социуму.

Но это a propos…

Как ранняя “шестидесятница”, “Беролина” была удобна и даже комфортабельна, но понятие “комфорт” было бы для ее авторов чересчур “буржуазно”. Так же точно была ей не по зубам эстетическая непримиримость, даже агрессия стиля революционного “авангарда”. Функциональность – да, но с поправкой на рабоче-крестьянское удобство.

Как ни странно (и тоже, конечно, по памяти), она производила впечатление бедности, но уже при достатке; или, скорее, достатка, так и не позабывшего о бедности.

Как постояльцу – любителю раритетов, моему воображению больше говорили развалины “Адлона” – останки стиля fin de siècle, с эхом ужаса недавней истории…

Коль скоро Михаил Ильич познакомился с “Беролиной” еще прежде, перед отъездом он снабдил нас некоторыми полезными ц.у. К примеру, насчет палочек, повешенных на шторы, чтобы их не хватать руками, – они-де имеют тенденцию ломаться. Я, правда, даже попытала эту систему дома; но М.И. был прав: пластмассовые палочки вели себя, как манерные барышни, и ломались почем зря.

Другое предупреждение было более существенно и касалось лифта. “Имейте в виду, лифты страшно медленные, и ждать их приходится очень долго”. И правда: как бы мы ни рассчитывали время заранее – ни торопились и ни спешили, ожидание лифта было вроде временно́го тромба: неизлечимо.

Однажды я с разбегу влетела в лифт и оказалась в обществе двух высоких красавцев-бедуинов в белоснежных бурнусах и тетки, росточком ненамного поболее моих ста пятидесяти пяти сантиметров, закутанной по макушку в палестинский платок. Как вдруг из-под платка выполз ус, и я с изумлением узнала в закутанной фигуре Ясира Арафата… Понятно, я рассказала Юрке о столь неожиданной встрече. “«Э!» – сказали мы с Петром Ивановичем…”

На мгновение нам приоткрылся один из “секретов” отеля в духе романов Ле Карре: политический. Лишь один, а сколько их было…

Тут стоит вспомнить еще об одной особенности “Беролины”. Обычно нас поселяли в номера в интервале от четвертого до девятого этажа. Ниже и выше была для нас terra incognita. На самом верху – на антисуеверном тринадцатом, куда я как-то поднялась – помещались сьюты. Понятно, что там обитали какие-то иностранные випы. Впрочем, по нашей тогдашней занятости, нас это не занимало.

Уже в другие времена, живя в Мюнхене и встречаясь порой при наездах в Берлин с братом моего умершего друга, режиссера Кони Вольфа, с Мишей (то бишь Маркусом) Вольфом (оба, кстати же, мои бывшие одношкольники по 110-й) – знаменитым “человеком без лица”, а в те поры генералом в отставке, вполне штатским, – я держала в уме, что как раз “Беролина” была для его разведки одним из удобных locus standi. Впрочем, ни о чем “секретном”, сверх опубликованного, Миша не распространялся, а я и не расспрашивала: всё равно in vain.

Свои “тайны” генерал Секретной службы унес с собой, никогда не конвертировав их ни в “пещеру Аладдина”, ни в прижизненную легенду. А ведь право на его “био”, выплатив солидный аванс, очень хотела купить студия Paramount. Не говоря о более серьезных претендентах на его “секреты” на родине и в мире.

Но, возвращаясь к “Беролине”…

Существование ее для отеля – тем более для интеротеля – было недолгим, скорее кратким, почти мимолетным. В 1993-м ее снесли, почему – не ведаю.

Но если кто-то когда-то решится поднять документы, еще успеет расспросить очевидцев, собрать воспоминания и прочие “материалы” времен “Беролины”, ему представится возможность выбирать: писать ли о ней утопию, производственный роман, социальный или “роман тайны”, политический детектив, а то и какой-никакой триллер!

Мир праху…

Андрей Васильев Заслуженный отдых

Личный опыт

В сего три принципа есть у меня. Для человека, всю жизнь прослужившего журналюгой, не так уж и мало. Тем более что зарабатывать журналистикой я начал при Андропове, а закончил при позднем Путине. Ничего личного – просто совпало по времени. Ну и хватит о политике.

Так вот, три принципа:

День Победы я провожу на Капри.

День рождения – в Венеции.

День России – в Hotel du Cap-Eden-Roc.

Первые два пункта объясняются проще простого. Остров Капри так спланирован, еще Тиберием, что по нему просто невозможно проехать на танке. Независимо от режима. И у Муссолини не получилось, и у Путина точно не выйдет – хоть по всем телеканалам долби, что Капри – наш. Впрочем, я обещал политики не касаться.

С Венецией еще проще. Хоть у меня там полно друзей-приятелей, всем пофиг на мой дэрэ. Ну а мне тем более.

А вот про п. 3 так просто не скажешь. Понадобится целое эссе. Ну и читайте.