– Эк вас, Илья Михалыч… а кровищи-та! – бормотал Ноня.
В мертвецкой на большом столе они раздели Иванова и начали зашивать рану.
– Ничё, Илья Михайлович, потерпите, ща ещё спирту… и последний стежок… ничё страшного, только одёжу всю попортили… – бормотал Ноня.
– Отстираем и дырки зашьём, – вторил ему Моня, – будет как новая.
Сорокин смотрел и внутренне содрогался: «А чего же меня не пырнули, а только толкнули…»
– Илья Михайлович, вы как? – спросил он следователя.
Иванов был в сознании и даже казался бодрым.
– Ну что вы, скоторезы, скоро уже? Больно ведь! Что вам, Михал Капитоныч?
– Кажется, я знаю, кто это!
Третья ошибка следователя Иванова
Через две недели Иванов начал ходить. Помог Серёжа Серебрянников. На следующий день после происшествия, по просьбе Сорокина, он осмотрел рану, похвалил Моню и Ноню и прописал лекарства. Моня и Ноня отстирали и отгладили одежду, и сегодня Иванов сидел в кабинете. Они уже много раз обсудили то, что произошло.
– Самое главное – притом, что мы всё знаем, – нет никаких зацепок, кроме Доры, но она уже, скорее всего, в проруби и плывёт по Сунгари в сторону России, куда, кстати, не собиралась. И сопровождают её сомы и всякая другая трупоядная рыбёха! А этот ваш Митька, Плющ-овощ, Огурцов… не промах мужичок-то, если вы правы в ваших предположениях!.. Вот где солдатский фронтовой опыт пригодился… только вот промахнулся он! Явно хотел в печень, а вас пожалел, а? И не убил, и поджёг понарошку! Чувство он к вам имеет какое, так, что ли?
Сорокин и сам думал об этом всё время.
– Не могу ответить! Думаю только, что сыграло роль то, что мы за полтора месяца, пока ехали, ни я, ни полковник ни разу никого не ударили, в смысле – по морде.
– А что за полковник?
– Полковник Адельберг.
– Александр Петрович?
– Да, а вы его знаете?
– Лично незнаком, но видел на одном собрании, и он прошёл по отчетам нотариата… откупил вторую половину дома, где живёт. У прежнего хозяина. До войны они занимал весь дом, а потом жена продала половину, видимо, деньги были нужны… «Хорошо, – подумал про себя Сорокин. – Значит, чехи его не расстреляли, а Огурцов зря бегал вокруг станции… А ведь знал, стервец, уверен, что он всё знал! Наверное, со мной, поручиком, ему было свободнее творить свои дела, чем с полковником!»
– А вы не виделись?
– С Адельбергом? Нет, я и не разыскивал его… – Он недавно установил дома телефон, хотите?..
– Нет! – твёрдо сказал Сорокин и подумал: «Я же его бросил!»
– И на собрания вы не ходите! Знаете, сколько тут проходит разных собраний: монархисты, легитимисты, даже мушкетёры появились, защитники Её Величества, – Иванов хмыкнул, – или Его Величества.
Сорокин смущённо молчал. Он много слышал о том, что осевшие в Харбине офицеры и другие эмигранты образовали во множестве политические организации и даже партии, ему хотелось прийти, послушать, но он не понимал, что с этим делать дальше, и поэтому не решался.
– Вы о чём думаете, Михаил Капитонович?
– Да так… Я рад, что у Александра Петровича всё сложилось хорошо!
– Да, не частый случай: и сам вернулся, и жена дождалась, и мальчишка подрос…
Михаил Капитонович улыбнулся.
– Александр Петрович рассказывал, что ни разу не видел сына, он родился…
– И он уверен, что это его сын? – саркастически ухмыльнулся Иванов.
Сорокин обиделся:
– Он – уверен!
– Ну ладно, ладно! Будем считать, что у вашего Александра Петровича действительно всё хорошо! Не частый случай! – повторил Иванов и вдруг спросил: – А кстати, как вы отпраздновали… в прошлую субботу?