33 счастья

Потом девушка встала, подошла к центральному идолу и с хрустом повернула его по часовой стрелке.

– Внизу, у самой воды, есть туннель, – сказала девушка. – Судя по записям, которые я только что прочитала, дверь там открывается именно так.

Бадмаев кивнул. Что-то вроде этого он и предполагал.

– Пойдемте отсюда, – сказала Анастасия Геннадиевна, – мне не терпится выйти на свежий воздух.

Трое женщин и мужчина принялись спускаться по веревке, стремясь попасть в коридор, который ранее уже изучал Бадмаев, но не смог открыть дверь, преграждающую путь.

Барионикс сделал стремительный выпад. Острый, как бритва, коготь вонзился в правую руку Марьяны. Она отчаянно закричала от боли. Рука быстро онемела. Из нее толчками хлестала горячая кровь, которая текла по коже и собиралась на полу в большую лужу. Филимонова переложила пистолет из слабеющей конечности в здоровую ладонь, подняла руку вверх и прицелилась, стремясь попасть бариониксу, нависающему над ней, прямо в глаз. Пистолет дрожал в ее руке. Девушка никак не могла прицелиться.

«Левой попасть не получится», – сообразила Марьяна.

Она тяжело дышала. Монстр, казалось, развлекался с ней. Его красные глаза смотрели на нее, не мигая. Во тьме пещеры они казались горящими угольками.

«Он не хочет убивать меня сразу. Играет, как кошка с мышью», – поняла Филимонова.

По мере того как девушка теряла кровь, уходили и ее силы.

«Надо выстрелить. Он не может знать, что такое пистолет. Это будет для него неожиданностью», – думала агент Европола.

Но ее ладонь отчаянно дрожала. Пистолет буквально прыгал в руке. Барионикс сделал еще один выпад. Страшный коготь пронзил вторую руку Марьяны. Пистолет выпал и отлетел в сторону. Филимонова закричала. Боль была страшная. Кровь потекла из второй руки.

«Все, – поняла девушка, – мне с ним не справиться».

Она жалела, что упустила свой шанс и не выстрелила в барионикса, когда это было еще возможно. Теперь же динозавр фактически лишил ее обеих рук. Кровь вытекала толчками. Одежда Филимоновой быстро пропитывалась ею.

«Еще несколько минут, и я умру», – поняла Филимонова.

Он посмотрела в красные глаза-угольки. Чудовище, казалось, смеялось. Марьяна бросилась в сторону и упала на пол. Барионикс метнулся за ней и снова ударил когтем, но на этот раз острие прошло мимо, громко царапнув по известняку. Агент Европола нащупала пистолет. Она дважды выстрелила наобум, пытаясь попасть в красные глаза.

Обе пули прошли мимо. Одна ударилась в стену пещеры за спиной динозавра. Вторая звякнула о потолок, попала в барионикса рикошетом, но не смогла нанести ему никакого вреда.

Поняв, что проиграла, девушка закрыла глаза и приготовилась к смерти. Агент ноль двадцать два больше не сопротивлялась.

Профессор Слюнько лежал на койке. К его ногам был привязан груз. На шее был толстый белый воротник, прикрепленный к спинке кровати. Таким образом Игоря Георгиевича растягивали в разные стороны, выпрямляя позвоночник. Лицо профессора было белым. Чувствовал он себя неважно. Единственное, что его согревало в этой ситуации, так это то, что они таки смогли доставить Бубнова в больницу.

– Мы спасли его? Спасли? – спросил Слюнько.

Под глазами Игоря Георгиевича залегли синие тени.

– Да, – честно ответил Манусевич. – Он жив и здоров.

– Ух, прямо от сердца отлегло, – проговорил профессор. – Теперь я могу умереть спокойно.

Слюнько снова привиделся дом, женщина и щекастый малыш. Усилием воли он отогнал это видение. Миша между тем сглотнул комок, стоявший в горле.

– Не надо умирать, – сказал физик профессору, собираясь с духом. – Бубнову ничто не угрожало. Ваш аспирант был абсолютно здоров. Он просто симулянт!

Игорь Георгиевич молчал. Профессор смотрел на Манусевича страшными ввалившимися глазами и, казалось, не понимал, что тот ему сказал.

– Не может быть, – наконец ответил профессор, – вы что-то путаете. Я знаю Диму много лет. Он не мог так поступить!

Миша молчал. И это молчание лучше всех слов свидетельствовало о том, что сказанное им не является неудачной шуткой.

– И что, – переспросил Слюнько страшным шепотом, – когда мы несли его, надрываясь, под дождем, он был здоров? У него не было приступа аппендицита?

– Абсолютно, – кивнул Манусевич, – он просто водил нас за нос. Я так понимаю, что он сделал это, во-первых, потому, что хотел вернуться в Москву, а во-вторых, потому, что не хотел напрягаться и держать полиэтилен над капотом машины. Он лентяй и эгоист! Скажите, не было ли у него раньше стремления поступать таким же образом? То есть не появлялись ли у вашего Бубнова внезапные болезни при малейшей необходимости напрячься и помочь кому-то?

Профессор закрыл лицо руками.

– Было такое, – сказал он, – но я верил ему. У него часто болела голова, например. То есть он говорил, что она болит, и я всегда тут же отпускал его домой. Жалел.

– Вы пригрели на груди змею, – вздохнул Миша. – К сожалению.

Слюнько молчал. За окном ветер трепал цветущие магнолии. Небо было свежим и голубым. Но Игорь Георгиевич ничего не видел. Он был ошарашен поступком аспиранта, которого в глубине души считал почти своим сыном.