33 счастья

«У меня крепкие нервы, я не шевельнусь», – думала Виктория, моргая глазами, перед которыми от напряжения появлялись радужные круги. К тому же у нее сильно затекли ноги. Противник Сушко по-прежнему не шевелился. Девушке уже начало казаться, что все случившееся – плод ее воображения, и в каменном мешке никого нет, когда что-то большое прыгнуло прямо на нее. От неожиданности Виктория охнула, вскрикнула, выпустила из рук тесак и закрыла голову руками. Очки зазвенели, упав на пол. Что-то тяжелое с силой придавило девушку к каменной поверхности. Рука ее хрустнула. Виктория отчаянно завизжала, а потом потеряла сознание.

– По-моему, дальше проход расширяется, – сказала Ева полковнику, продолжая бить камнем по краям трещины, – я надеюсь, что скоро в него можно будет пролезть!

Девушка бросила печальный взгляд на жениха.

– Правда, для тебя придется сделать его пошире, – сказала она.

И девушка снова принялась остервенело бить по камням, отбивая кусок за куском от известковой скалы.

– Хорошо, что скала не гранитная, – сказала Ершова, обливаясь потом, – а то работа заняла бы пару тысяч лет, не меньше.

Рязанцев подполз к Еве, взял в руки камень, но работать не смог. От травмы и мучившего его кашля вкупе с температурой он совсем ослабел.

– Лежи, я сама, – сказала жениху Ершова и пододвинула Рязанцева поближе к огню.

Дым поднимался вверх и выходил в отверстие в скале. Туда же заливалась и дождевая вода.

Ева снова взяла булыжник и принялась расширять проход. Белые камни крошились под ее руками. Девушка отгребала щебень в сторону и вновь принималась за работу. Из щели тянуло мертвецким холодом.

– Под землей всегда около плюс четырех тепла, не больше и не меньше, – сказал Владимир Евгеньевич.

Ева легла на пол и заглянула в щель.

– Расширяется! – сказала она. – Сейчас я уберу этот камень и смогу проникнуть внутрь!

Вместо того чтобы обтесывать каменную поверхность, она принялась вбивать клинья в небольшое углубление, очерчивавшее камень, загораживавший проход вглубь. Через несколько минут камень зашатался.

– Дорогая, осторожно! – предупредил девушку полковник. – Сейчас камень сдвинется и перекроет вход окончательно. А валун, обрати внимание, тяжелый, если он закупорит вход, мы его уже не поднимем.

– Ага, – еле-еле проговорила Ершова, лицо которой заливал пот. – Понятно!

Камень поддался. Девушка изо всех сил уперлась в него ногами, чтобы не дать ему соскользнуть вниз и перекрыть вход. Аккуратно, по миллиметру, упираясь спиной, Ева принялась выталкивать ногами валун вверх.

– А-а-а-а, какой тяжелый! – с трудом выдохнула Ершова. Икры ее ног сводило судорогой. Наконец камень показался из-за края обрыва.

– Держу! Держу! – закричал Владимир Евгеньевич, которой с трудом дополз до края углубления. Полковник обхватил валун двумя руками и теперь тащил его вверх, морщась от боли в поломанной ноге. Ева подталкивала булыжник с другой стороны.

– Есть! – воскликнула девушка, когда Рязанцев наконец-то выволок камень наверх и повалился без сил на неровный пол пещеры. Ершова упала рядом. Оба с трудом, тяжело дышали.

Наконец Ева смогла подняться и посмотреть на щель, которую они расширяли. Вместо узкого прохода, ведущего под землю, она увидела большой черный провал, диаметр которого был вполне достаточным для того, чтобы туда пролез человек.

– Я сейчас возьму горящую ветку и полезу туда, посмотрю, что там дальше, – сказала Ершова. – А потом вернусь к тебе.

Рязанцев побледнел. Ему, сильному и решительному мужчине, защитнику и герою, было просто невозможно осознавать, что он почти ничем не может помочь свой юной, худенькой и женственной невесте, на плечи которой отныне легла основная тяжесть по их спасению.

Бубнов с трудом открыл глаза. Взгляд его был бессмысленным. Самолет заходил на посадку. Слюнько и Марьяна сидели, глядя вперед. Как бы ни хотелось им побыстрее попасть на биостанцию и включиться в поиски похищенного яйца, поделать они пока ничего не могли.

– Где это я? – спросил аспирант, протирая глаза.

– В самолете, – весело ответил ему кто-то из пассажиров.

– Я хочу обратно, в общежитие, – сказал Дмитрий, взгляд которого постепенно обретал осмысленность, – я хочу убить Петю и свою неверную подругу. И пусть меня потом повесят, как Саддама. Мне все равно!

Лицо аспиранта приобрело черты угрюмой сосредоточенности.

– Дима, – обратилась к нему Марьяна, – я, конечно, все понимаю, но ты демонстрируешь невероятный эгоизм. Кроме твоих личных переживаний, ты ничего не видишь и не слышишь. Разве это хорошо?

– Нет, – тут же ответил Бубнов. – Очень плохо. Я согласен. Обещаю, что, как только убью Петю и Машу, я сразу же сосредоточусь на яйце барионикса.

– Сосредотачиваться уже не на чем, – подал голос Слюнько. – Яйцо похитили.

– Кто? – вяло поинтересовался Бубнов.

Ему никто не ответил. Марьяна повернулась к профессору.

– Игорь Георгиевич, – махнула она рукой, – вы же видите, что нашего Дмитрия не интересует ничего, кроме Пети и Маши. Он хочет пойти по стопам Отелло.

– Да, – честно признался Бубнов. – Хочу.