33 способа превращения воды в лекарство

– Так я к тому и веду, – продолжал разговор Мессинг, – что и Хаос, если его уж маркировать плюсом или минусом, получит оценку в зависимости от ситуации, от эпохи, наконец, от личности того, кто будет оценивать.

– А, так значит, оценка все же есть? – Петрович нащупал-таки слабое место в построениях своего тестя, чему был очень рад.

Хаос и Космос – извечная антиномия

Я подумал, что даже такому мощному уму, как Мессинг, очень сложно покинуть прокрустово ложе европейского образования, согласно которому все принято оценивать, и встать на точку зрения носителя мифологического сознания, лишенного способности к оценке. На этой стадии спора мне вдруг захотелось вернуть наш разговор к изначальной проблеме, задав простой вопрос брахману:

– Ахвана, то важное, что должно случиться сегодня, оно ближе к силам Космоса или силам Хаоса?

Мне казалось, что этим вопросом я смогу примирить спорящих, ведь ответ Ахваны любой желающий, включая и меня, сможет перевести в оценочную шкалу. Скажет Ахвана, что Космос, а мы подумаем: «Хорошо». Если же скажет, что Хаос, то мы решим: «Плохо». Однако ответ нашего проводника не был столь однозначным, как, возможно, нам того хотелось бы:

– Я не могу точно сказать, но все приметы нынче направлены на то, что именно сегодня, вероятно, произойдет конфронтация Космоса и Хаоса.

– И кто победит? – с любопытством спросил Петрович.

Ахвана улыбнулся и ответил уклончиво:

– Не важно, кто победит. Скорее всего, никто не одержит победы. Однако, как водится, такого рода случаи столкновений в пределах дихотомий приводят не к превалированию той или иной составляющей как итогу, а к воцарению гармонии.

– Вот и получается, что победит Космос, – не унимался Петрович, словно забыв знаменитую формулу Киплинга о том, что Запад есть Запад, а Восток есть Восток.

Ахвана совсем не желал спорить, но посчитал нужным ответить Петровичу:

– Воцарение гармонии не означает победу, но означает компромисс.

Тогда я подумал, что природа компромисса – явления, так часто нами осуждаемого, – не так и плоха. Согласитесь, порой именно компромисс позволяет примирить непримиримые крайности. Все войны в мире – результат того, что стороны не желали идти на компромисс, а упорствовали в истинности только своей точки зрения и ложности точки зрения противника. А если бы компромиссы случались, то, возможно, и конфликтов было бы меньше. Однако, судя по всему, человек устроен так, что ему противна сама суть компромисса; он рожден для того, чтобы доказать миру свое превосходство, продемонстрировать силу и мощь. И нет человеку дела до того, что и всякий другой верит в свою исключительность. Каждый хочет показать себя, но видеть других при этом не желает. Ну а если бы человек признавал не только себя, но и другого? Впрочем, история не знает сослагательного наклонения, а потому мысли мои если и способны принести пользу, то, может быть, только в будущем. Лишь грядущее может стать лучше, прошлое уже не улучшить.

Встреча с Великим Учителем

В таких мыслях пребывал я некоторое время, пока не услышал голос ушедшего вперед Белоусова:

– А вот, друзья мои, и монастырь показался!

Действительно, сквозь кроны деревьев и лапы кустарников уже можно было различить оранжевые крыши пагод той обители, где Александру Федоровичу удалось стащить фляжку с фашистской птицей. Мы остановились, любуясь открывающимся видом.

– Здесь, – нарушил молчание Ахвана, – вас ждет Великий Учитель.

Признаться, меня при этой вести охватил душевный трепет: «Что ждет нас? К чему приведет эта встреча? Наконец какое отношение наша встреча имеет к тому столкновению сил Космоса и Хаоса, о котором говорил брахман?»

Мы стали спускаться к монастырю и еще издали заметили человека, поджидавшего нас возле ворот.

– Великий Учитель, – шепнул Ахвана.

Когда мы приблизились, то увидели седого высокого старика, одетого, несмотря на довольно теплую погоды, в длиннополый черный плащ. Руки старик держал в карманах, головного убора на нем не было, а потому в солнечном свете его лицо было хорошо видно. Старик совершенно не был похож ни на буддистов из монастыря, ни на лица брахманов и йогов, встречавшихся нам в изобилии по пути из Дели и на горных тропах, – это было лицо европейца! Так значит, Великий Учитель – белый человек с севера? Что ж, неплохо для начала. Может, разговор и получится? В конце концов, это он хотел нас видеть, а не мы его…

Когда мы подошли, седой человек улыбнулся и поздоровался за руку с каждым. Только после этого старик на прекрасном русском языке сказал:

– Понимаю ваше удивление, господа. Да, Ахвана правильно сказал вам, что я хочу вас видеть и что в здешних местах меня именуют Великий Учитель. Однако вам нет необходимости называть меня так. Мое имя Эдвард.

Великий Учитель наслаждался произведенным эффектом. Белоусов, Петрович, Мессинг и я – все мы стояли, раскрыв рты от не поддающегося описанию удивления. Так и подмывало спросить: «Тот самый?», но что-то сдерживало меня от этого вопроса, пока Александр Федорович не спросил:

– Тот самый?