Дали был простужен; он явился на собрание закутанный во множество одежек, с термометром во рту. Пока Бретон, расхаживая по комнате, перечислял причины принятого решения, Дали, которого то знобило, то бросало в жар, начал снимать с себя сначала пальто, потом куртки, свитера, фуфайки. Присутствующие невольно отвлекались, наблюдая за ним, не в силах сосредоточиться на словах Бретона.
Наконец, Дали попросили ответить. «Я написал и Ленина, и Гитлера такими, какими они являлись мне во сне, – термометр во рту мешал ему выговаривать слова, так что он брызгал слюной во все стороны. – Анаморфированный зад Ленина – не оскорбление, а непосредственное подтверждение моей верности принципам сюрреализма. – Говоря, он продолжал мало – помалу освобождаться от одежды. – Пора отбросить все запреты, иначе мы должны будем составить длинный список того, что нельзя изображать. Нельзя позволить Бретону заявлять, что великое королевство сюрреалистической поэзии – это просто – напросто огороженная территория, где держат под домашним арестом злостных преступников, находящихся под надзором полиции нравов или коммунистической партии».
Члены группы были сбиты с толку, Дали ошеломил их, превратив собрание в настоящее сюрреалистическое представление. Он не просто высмеял принцип творческой свободы в том виде, в каком они его провозглашали, но еще и сам заявил претензии на этот принцип. К тому же он рассмешил всех собравшихся. Теперь, продолжай сюрреалисты настаивать на исключении Дали, они тем самым расписались бы в том, что признают правильность его обвинений. На собрании приняли решение до поры до времени оставить Дали в покое, но для всех было очевидно, что отныне движение сюрреалистов еще более разобщено, чем раньше.
К концу года Дали отбыл в Нью – Йорк. В Париже поговаривали, что он завоевал Америку и сюрреализм находится там на пике популярности. Шли годы, Дали осел в Соединенных Штатах, его лицо то и дело появлялось на обложке журнала «Тайм». Из Нью – Йорка его слава разошлась по всему свету, он приобрел всемирную известность. Что же касается сюрреалистов, то их движение постепенно исчезло из поля зрения публики, вытесняемое другими, более модными направлениями в искусстве. В 1939 году Бретон, раздосадованный тем, что Дали удалось ускользнуть из – под его контроля, все – таки заочно исключил испанца из своего объединения. Правда, к тому времени это уже не имело никакого смысла: термин «сюрреализм» теперь прочно был связан в сознании людей с именем Дали, а его творчество продолжало и продолжает волновать людей и после того, как само движение сюрреализма умерло.
Толкование
Сальвадор Дали был человеком с огромными амбициями. Хотя выглядел он донельзя эксцентричным и казался окружающим чудаком, если не сказать больше, однако из его дневников можно видеть, насколько четко он видел цель и как точно, стратегически просчитывал свое продвижение к ней. Еще в самой юности, изнывая в тихой Испании, он понял, насколько важно для него покорить артистический мир Парижа, этого вселенского центра современного искусства. Только таким образом, представлялось ему, можно подняться к вершинам славы. Для того же, чтобы оказаться в Париже замеченным, необходимо примкнуть к одному из объединений или движений – таким образом он разом определил бы свой статус как авангардиста и получил бы к тому же бесплатную рекламу. Учитывая своеобразие его произведений и изобретенный им параноидально – критический метод, сюрреализм был для Дали самым логичным, а по сути – единственно возможным выбором. Конечно, помогло и то, что добрый друг Дали, Бунюэль, уже входил в состав объединения, а его возлюбленная, Тала, была замужем за поэтом Полем Элюаром, одним из идейных основателей и апологетов сюрреализма. С их помощью и при содействии еще нескольких человек (которых Дали называл глашатаями или проводниками) он добился того, чтобы его имя стало широко известно в Париже и наконец достигло ушей Бретона. На самом деле Дали с презрением относился к любым объединениям и организованным группам, а сам Бретон ему активно не нравился, но и группа, и руководитель должны были сослужить ему службу. Подобравшись к нему с помощью друзей и исподволь внушив мысль, что он, Сальвадор Дали, – истинный сюрреалист, он хитро и умело добился того, что Бретон предложил ему вступить в группу.