33. В плену темноты

Мария Сеговия все еще жила в своей палатке, ближайшей к воротам, а поблизости разместилась ее семья и семья Веги. Всем им предстояла ночь, наполненная нервным ожиданием. Голборн и Сугаррет на ежедневном брифинге сообщили родственникам шахтеров, что один из буров подошел к цели и что есть шанс, что утром он пробьется в галерею. Обычно Джессика Вега ложилась спать вскоре после полуночи, но сегодня она намеревалась бодрствовать до утра. Но не одна, а с группой родственников, к которой присоединились младшая сестра Алекса Присцилла и приятель Присциллы, Роберто Рамирес. Им обоим едва за тридцать. Они оба – певцы, и у Роберто даже есть свой оркестр, играющий в стиле мариачи[32] (мексиканская музыка популярна в Северном Чили). Он прихватил с собой гитару, чтобы разрядить атмосферу и, быть может, отпраздновать знаменательное событие, потому что сегодняшняя ночь должна была стать последней, которую они рассчитывали провести без известий об Алексе. Роберто уже чувствовал, что эта ночь должна была стать «особенной и волшебной». К тому же его настроение неожиданно улучшилось от того, что он увидел по пути на шахту. Несколькими днями ранее над пустыней пронеслась буря, и на самую засушливую землю в мире обрушился редкий в этих местах дождь. Обычный уровень осадков в Копьяпо составляет менее двенадцати миллиметров, но сейчас начался год El Niño[33], и ранний дождь (как правило, первые грозы в Атакаме случаются не раньше сентября) ненадолго увлажнил окрестные земли, вызвав к жизни то, что в Чили называют desierto florido, или «цветущую пустыню». Роберто вдруг заметил, как ржавый скалистый и песчаный пейзаж сменился буйным разноцветьем фуксии, белыми звездообразными цветочками и желтыми колокольчиками, весело раскачивающими головками на легком ветру. Этого оказалось достаточно, чтобы сердце и душа человека запели.

Когда на лагерь опустилась ночь и ветер пустыни принялся раздувать языки пламени костра, который развело семейство Вега, Роберто начал перебирать струны гитары. Семейство Сеговия в соседних палатках вело себя необычно тихо, но кланы Рамирес и Вега ощутили потребность устроить шумное сборище. Шел второй или третий час ночи, и пели они примерно с час, когда Роберто сообщил Джессике, что написал песню в честь Алекса. Из бумажника он извлек листок бумаги с текстом. Подобно многим латиноамериканским народным песням, в ее основе лежит реальная история; в данном случае – история событий, которые переживают семейство Вега и другие семьи шахтеров. Она открывалась грустным, медленным проигрышем, описывающим похоронное настроение Копьяпо и его окрестностей, где живут горняки.

Cuando camino por las calles de mi barrio
no veo el rostro feliz en los familiares.
En Balmaceda y Arturo Prat
sin ti no existe un mundo mejor.

Когда я иду по улочкам своего квартала,

То не вижу радости на лицах родственников.
В Бальмаседе и Артуро Прат
Нет лучшей жизни без тебя.

Затем песня описывала обрушение горы и попытки Хосе Веги спуститься в рудник, чтобы спасти сына.

Se desintegran las rocas del cerro
Los mineros pronto saldràn
La chimenea està colapsada
Pero tu padre pronto te sacarà.

Камни скалы расступились в стороны,

И шахтеры скоро выйдут на поверхность,
Дымовая труба обрушилась,
Но твой отец выведет тебя на волю.

Дальше хор подхватил семейное прозвище Алекса – El Pato, Утка, каковое он заработал, когда был еще маленьким, – и перешел к быстрому ритму песни-протеста. Это нечто вроде ритмического припева, который поют тысячи людей, идущие по улицам какого-нибудь чилийского города.

Y El Pato volverà!
Y va volver!
Los mineros libertad
Y va volver!
En el campo o en el mar
Y va volver!
Y también en la ciudad
Y va volver!

Эль Пато Утка ведь вернется,

Он обязательно вернется!
Свободу шахтерам,
Он обязательно вернется!
На море и на суше
Он обязательно вернется!
И в город он тоже
Обязательно вернется!

Певцы приглашали Алекса вернуться в дом, который он строил со своей женой, на маленький клочок земли на идущей под уклон улице, где по выходным вместе с Джессикой он сооружал бетонную стену.