Некоторые американцы говорили: нам трудно, находясь далеко от остальных частей света, составлять объективное и широкое представление о них; ведь до войны сравнительно немногие граждане США имели возможность пересекать океаны, чтобы знакомиться с другими странами.
Однако, когда американские солдаты высадились, наконец, в Европе, было сделано все для того, чтобы они как можно меньше думали о политической стороне событий, свидетелями и участниками которых они являлись. Показательно, что многие американские публицисты, которые писали тогда о войне, сравнивали ее с игрой в футбол.
«Солдат приучают рассматривать войну с чисто спортивной точки зрения, словно футбольный матч», — писал видный американский публицист Луи Адамич в своей книге «Обед в Белом доме», вышедшей в 1946 году.
«Война, как ее вели американцы, напоминала футбол во многих отношениях: потренироваться месяца два, разработать несколько вариантов, наскоро посовещаться, чтобы выбрать один из них, а потом либо попросту ударить в лоб, либо сделать петлю похитрее — и мчаться что есть духу по открытому полю. Это была игра в расчете на овации трибун или на альбом, куда можно наклеить газетные вырезки, где упоминается ваша фамилия; игра, в которой увечья не редкость; грубая игра, которую ведут всерьез, но все же игра», — так писал в своей книге «Совершенно секретно» Ральф Ингерсолл.
Складывалось впечатление, что солдата бережно оберегали от всякого соприкосновения с политической жизнью Европы. Перед ним был некий анонимный «противник», и только. Солдат имел смутное представление о том, во имя чего он сражается.
И все же американские солдаты, которые прошли по Франции, дошли до Эльбы и встретились там с Красной Армией, узнали многое о неведомом ранее мире. Они убедились, что на свете есть немало интересного, кроме прохладительного напитка «кока-кола» и гигиенической жевательной резинки. Да и в самой Америке за эти годы вырос интерес к тем странам, которые были отнесены на школьной карте в дальние углы, и прежде всего к Советскому Союзу.
Мне довелось в те дни побывать в американо-русском институте, созданном в Нью-Йорке на благотворительные средства и пытавшемся в меру своих сил и возможностей удовлетворить спрос американцев на информацию о Советском Союзе. Я перелистал пачку очередных запросов. Чего здесь только не было! Клиенты института спрашивали, сколько фунтов весит Царь-колокол, как управляются колхозы, какого роста русские, какова история казаков, что такое пятилетка, сколько детей у президента русской Академии наук, какова численность населения Украины, в чем сущность яровизации пшеницы, как подписаться на газету «Правда».
Многие американцы старательно изучали русский язык, желая переписываться со сталинградцами, москвичами, ленинградцами. Книга Симонова «Дни и ночи», переведенная на английский язык, разошлась в небывалых тиражах. Фильм Эрмлера «Великий перелом» шел в Нью-Йорке несколько недель, и кинотеатр всегда был полон.
Рядовой американец проявлял непосредственный, живой и бескорыстный интерес к тому, что делается за океаном. Он мечтал скопить денег и поехать посмотреть Европу. Он искал книги о славянских странах. Он был готов часами беседовать с человеком, приехавшим из Советского Союза. Но интерес интересу рознь. И человеку, приезжающему в США из Европы, сразу же бросалось в глаза, что люди с Уолл-стрита, проявлявшие повышенный интерес к происходившему за океаном, подходят ко всему с совершенно иных позиций: им хотелось бы видеть весь земной шар завернутым в полотнище флага со звездами и полосами.
Вскоре после окончания войны, в декабре 1945 года, один из виднейших деятелей американского делового мира Олдрич — председатель совета директоров «Чейз нейшнл бэнк» — провозгласил, что «США готовы взять на себя руководство опустошенным миром». И тот же Трумэн, ставший после смерти Рузвельта президентом США, в своем выступлении 19 декабря 1945 года, как эхо, откликнулся: «Мы все должны признать, что победа, которую мы одержали, возложила на американский народ бремя постоянной ответственности за руководство миром».
Одиннадцать месяцев спустя, 12 ноября 1946 года, крупнейшие деятели американского капитализма — банкиры, промышленники и экспортеры — собрались на съезд национального совета внешней торговли, чтобы подвести итоги и определить на будущее место частного капитала в «долларовой дипломатии». Я был в это время в Соединенных Штатах и имел возможность следить за работой съезда по обширным отчетам, публиковавшимся в прессе.
Настроение участников съезда, видимо, было неважное. Явственно чувствовалась угроза экономического спада, и проблема борьбы за завоевание мировых рынков вновь и вновь со всей остротой вставала перед американскими монополиями. Уэлч — казначей знаменитой нефтяной монополии «Стандарт ойл компани оф Нью-Джерси», игравшей видную роль в определении американской внешней политики, откровенно бил тревогу.