35 лет естественного счастья

Всё на потом.

Так, мельтеша, и существуем:

Сквозь слёзы – смех,

О главном – походя и всуе,

А это грех! Анатолий Яровой

Заведующей секцией математики

была пришедшая чуть позже

из мединститута опытнейший

преподаватель

и

математик,

мудрый человек Л.Н.Леваденко.

На переднем плане справа

Л.Н.Леваденко и Л.Б.Олехнович

(1978 г.)

Она была старше всех на кафедре, понимала многое в работе и жизни лучше всех нас, видела

наши ошибки и просчёты и не боялась говорить о них прямо в глаза хоть заведующему

кафедрой, хоть вышестоящим чинам. Я помню, как она заходила ко мне в кабинет (когда уже

я стала завкафедрой), закрыв за собой дверь и, поблёскивая стёклами очков, выдавала мне

мои недоработки, раскладывая их по полочкам. Я одномоментно обижалась, но, ворочаясь

вечером с боку на бок и вспоминая её замечания, признавалась себе в том, что она была

права, старалась прислушаться к её словам и исправить ошибки. Любовь Николаевна

обладала врождённым чувством собственного достоинства. Уже в те времена, задолго до

перестройки и демократии, она говорила, что преподаватели не должны застилать постели

студентам и встречать их чаепитием в общежитии по приезде, что это унижает достоинство

преподавателя, что советские педагоги должны себя ценить и отдаваться тому делу, которому

предназначены, – преподаванию. Я писала в те годы к капустнику один из вариантов романса

«Калитка»:

Лишь только вечер затеплится синий,

В общежитье дежурить иду.

Все студенты меня кастеляншей

Называли в прошедшем году.

64

Постелю мавританцу простынку,

Нигерийцу заклею окно,

Принесу я из дома им коврик –

Дома я не живу всё равно.

Лишь только утро в окошко заглянет,

Иностранцев иду я учить.

Только то, что я преподаватель,

Очень трудно теперь объяснить.

Отворю потихоньку я двери

И войду в тихий свой кабинет.

Никому никогда не поверю,

Что прекраснее есть факультет.

1983 г.

Только спустя десятилетия, уже во времена перестройки, обычай обслуживать

приезжих иностранных студентов силами преподавателей был отменён, и мы ещё раз

убедились в мудрости и дальновидности Любови Николаевны, но тогда её уже не было…

Любовь Николаевна регулярно проводила заседания секции математики, очень разумно

и продуктивно обсуждала открытые занятия, делилась опытом и держала свою секцию

на должном деловом и дружественном уровне. Она беспокоилась о своих выступлениях

и выступлениях коллег-математиков в Воронеже, Астрахани, Ереване, к которым

готовилась серьёзно и ответственно. Осуществляя как завсекцией контрольные посещения

преподавателей математики, она критиковала не человека, а недоработки в занятии, не

забывая при этом похвалить за педагогические находки и удачи. Если её что-то веселило,

то она хохотала так искренне, громко и заразительно, что «детский» леваденковский

смех стал нарицательным на кафедре. В те годы на капустнике ходила частушка:

Леваденко так смеётся – дом у Рыжкина трясётся!

А жильцы всё это слышат, на студентов письма пишут.

Дом будущего ректора РИСХМа А.А. Рыжкина был напротив подфака и общежития №3

для студентов-иностранцев, и постоянный шум беспокоил жильцов дома. Её смех иногда

было слышно через стенку из преподавательской в кабинете заведующего, и даже занятый

серьёзными делами В.Н. Землянухин начинал улыбаться.

Математика – наука точная.

Дела на кафедре опять же срочные.

И Никанорыч за столом

О цифры мудрым бьёт челом.

Но стоит только услыхать

Весёлый хохот через стенку,

Как молодеет он опять,

Краснея, просит не смущать,

Хотя б в полсилы хохотать,

Чтоб «детским» смехом Леваденко

Авторитет не подорвать.

При этом над столом нагнётся,

И сам нет-нет и улыбнётся.

Из посвящения Любови Николаевне Леваденко, 1977 г.65

Любовь Николаевна праздновала на кафедре своё 60-летие. Кафедра подарила ей сервиз,

и каждый член кафедры подносил ей кто блюдечко, кто чашечку, кто чайничек. Нам казалось,

что она совсем пожилой человек. Теперь, когда многим из нас перевалило за шестьдесят, в

воспоминаниях она смотрится гораздо моложе.