367 дней (ЛП)

— М-да. Я пошёл, — сказал я с улыбкой, мотая головой Рие, когда она пыталась посмотреть на меня жалостливым взглядом, чтобы я остался рядом с ней.

По правде сказать, она нервничала. Пока она вся была полностью захвачена неожиданной беременностью, существовали аспекты, от которых её кожа покрывалась мурашками. Например, любой разговор по поводу родов.

— Это варварство, — огрызалась она, когда я зачитывал ей отрывок из одной книги по беременности, которую купил ей и которую она читала , пока не пошли главы про роды.

— Это естественно.

— Она собирается вырваться из моего тела. Это варварство. Если бы что-то другое вырвалось из человека, то не было бы этой чепухи вроде «ох, это так прекрасно».

— Детка, тебе нужно знать, чего ожидать.

— Ох, крови, боли, и что некоторые части меня могут порезать так , чтобы другие части не порвались. Я поняла. Круто.

— Эта процедура называется эпизиотомия.

— Кого волнует, как это называется? Это ужасно.

Я засмеялся, отбросив книгу и обняв её.

Как я сказал, с большей частью она справлялась хорошо, если не отлично. Тот праздник обжорства, что они устроили с Барретом, был последним. Она пила эти ужасные зелёные коктейли перед каждой едой, еда на две трети состояла из разнообразных овощей и на треть из протеина. Она принимала свои витамины, даже когда её тошнило от них. Она приспособилась к лёгким, но регулярным занятиям. Она помогала мне украшать детскую, хотя я и не позволял ей входить, когда я красил её.

Когда мы пошли в первый раз к доктору, чтобы впервые по-настоящему провести ультразвук, чтобы услышать сердцебиение, она нервничала, как никогда раньше, была напряжена, как доска, пока лежала, а её живот был покрыт гелем. Но в секунду, когда из машины донеслось «тук-тук», её рука взлетела и сжала мою так сильно, что я не думал, что такое возможно.

Но когда Мардж предложила посиделки в честь будущего малыша, чёрт побери, она сорвалась.

— Нет. Совершенно точно, нет! — прошипела она, когда я рассказал ей о плане, так чтобы Мардж не застала её врасплох.

— Детка…

— Нет. Нет. Ты не понимаешь. Они говорят об этом. Они все сидят и говорят о схватках и всех этих отвратительных штуках, которые происходят, и как они находились на столе грёбаные двадцать часов, и как им вкалывали иглы в позвоночник, чтобы остановить боль. Нет уж. Я не пойду туда.

Но когда Мардж каким-то образом уговорила её на это или, вероятнее всего, пристыдила, она согласилась, но потребовала, чтобы я пошёл с ней.

Меня точно не привлекала идея сидеть там без дела, и чтобы все цеплялись к моей рубашке и всякое подобное дерьмо, но если бы Рия нуждалась во мне, я был бы там.

Надо отметить, что Мардж была права. Рие необходимо поговорить с женщинами. У неё так и не появилось никаких по-настоящему дружеских отношений, что частично, моя вина. Я был эгоистичен по отношению к ней. Никто не может обвинить меня в этом. Когда в твоей жизни появляется женщина вроде неё, ты хочешь сохранить её полностью для себя. Но я не помогал ей в этом, оставаясь её главным источником поддержки. Особенно в том, что я никогда не смогу понять даже отдалённо.

Я выяснил, что, принимая во внимание её решение никогда не иметь детей, все мысли, страхи и волнения по этой причине, через которые проходят все женщины, это что-то, о чём она никогда не задумывалась. Это десятилетие с момента 18-летия без забот, вылилось в эти девять месяцев.

Но как бы сильно я не хотел всегда быть её героем, всегда быть способным решить все её проблемы и сгладить все страхи, это было нереально.

Я не знаю, как это ощущается — быть беременной, иметь части тела, которые больше не принадлежат тебе полностью, чувствовать, как жизнь растёт внутри тебя. И я чертовски уверен, что ничего не знаю о том, на что это похоже , — выталкивать жизнь наружу.

Ей нужна Мардж и группа женщин, которых собрала Мардж, с полезными знаниями, с опытом и комфортной обстановкой между ними.

Я чувствовал, будто подвожу её, особенно после того, как говорил, что буду там ради неё, но ей нужно, чтобы я ушёл, понимает она это или нет.

— Поверить не могу, что ты делаешь это, — огрызнулась она, вырвав свою руку у меня и пройдя мимо Мардж внутрь.

— Она боится, — сказал я Мардж, как только Рия вышла из зоны слышимости.

— Я знаю, мийо, — ответила она, понимающе улыбнувшись. — Вот почему ей нужны мы. Вот почему ты не можешь быть с ней здесь, чтобы прятать её за собой.

— Не рассказывайте ей никаких ужасных историй.

— Ужасных? — спросила Мардж, выглядя ошеломлённо от самого этого предположения. — Никаких ужасов. Ничего, кроме красоты.

— И не нужно говорить ей влицо о том, насколько это делает её женщиной, или что ничто не сравнится с любовью к ребёнку, которого она сама родила.