– Знаешь что? Я завтра приду к тебе со своим письмом. Мы посмотрим, пришло ли тебе тоже что-то, и если нет, то сразу позвоним Томасу. Ты должна пообещать мне поговорить с Клаусом и освободить себе одну неделю. Я забронирую билеты, все устрою, только, пожалуйста, не говори «нет».
– Да, но… – Больше я ничего не могу сказать.
Мы подъехали к «Феллини». Клаудия и Берии уже сидят за нашим столиком. Окна распахнуты, теплый майский воздух струится в зал. Берни устроилась спиной ко входу. Я вижу ее роскошные волосы. Клаудия как-то напряжена.
– Когда-нибудь все мужское население просто взорвется или умрет от удушья, потому что, вместо того чтобы поговорить, они предпочитают все держать в себе, – говорит она.
– Что вы тут обсуждаете?
– Понимаешь, Мориц еще до сих пор не подавал признаков жизни. И меня мучают попеременно сомнения, страхи, угрызения совести, тоска и злость. А так жить очень тяжко.
Мы с Зузой моментально подхватываем нить разговора. К несчастью Клаудии, Мориц отключил все автоответчики и уже не одну неделю отказывается поддерживать с ней какой-либо контакт.
– Наверное, у него просто другой номер мобильного.
– Ну, и что тебе не ясно? Он больше не хочет! А ты должна радоваться, что избежала дальнейших неприятностей. Очередных его трусов в своем шкафу, очередных цунами из мыльной пены. Или ты по нему скучаешь? – спрашиваю я прямо.
– Не знаю. И это глупее всего. Если бы я знала, чего хочу, было бы просто решить, что делать.
– А что ты собираешься делать?
– Сесть в машину, поехать в «Империю красоты» и поговорить с ним.
– Звучит хорошо, но только если ты этого действительно хочешь, – замечает Берни.
– Может быть, это всего-навсего уязвленное самолюбие. Потому что он не хочет с тобой разговаривать.
На этом тема «Мориц» исчерпана. Пока Клаудия не поймет, чего хочет, она не может и не имеет права ничего предпринимать. После небольшой паузы Зуза делится своими сомнениями и страхами относительно брака с Мартином.
– По-моему, поможет только одно: тебе нужно на какое-то время сменить обстановку, подумать – может быть, даже поговорить об этом – и попытаться понять, в чем дело, что ты к нему чувствуешь, – советует Клаудия.
– Именно это я и собираюсь сделать!
Когда мы около полуночи возвращаемся домой, у нас в гостиной горит свет. После нескольких бокалов вина Зуза вбила себе в голову, что мы обязательно должны прямо сейчас посмотреть, не пришло ли письмо от адвоката.
– И можно будет сразу поговорить с Клаусом, потому что он, по-моему, еще не спит, – говорит она разудалым голосом.
Конечно, письмо пришло. Лежало между газетами, и никто его не заметил. Зуза тут же отправилась разговаривать с Клаусом. Тот согласился и сказал, что завтра проверит в ежедневнике, что у него там за планы. Он звонит матери, спрашивает, не сможет ли она посидеть с детьми, и та соглашается. Потом мы бронируем билеты, номер в «Лос-Анджелесе», и в два часа все уже решено: мы с Зузой летим в Испанию четырнадцатого и прилетаем обратно двадцать первого.
Обычно я ненавижу понедельники, но сегодня все по-другому. Солнце выглядывает из-за облаков. Я попрощалась с дочерьми и свекровью и сажусь с Клаусом в машину. Нужно заехать за Зузой, и в путь! В четверть одиннадцатого самолет унесет нас в Испанию – к солнцу, паэлье и сангрии.