38 кг. Жизнь в режиме «0 калорий»

Когда я зашла в кабинет, за столом сидела симпатичная женщина с пышными формами, которая тут же воскликнула: «Какая маленькая и худенькая!»

– И вам здравствуйте, – ответила я, развеселив ее.

– У тебя есть ко мне вопросы?

– Я думала, вы будете задавать вопросы, а я отвечать.

На самом деле, мне не хотелось обращаться к психологу, хотя, с другой стороны, я понимала, что, возможно, подобное общение избавит меня от навязчивого страха поправиться.

– Можно поступить и таким образом. У тебя есть проблемы с парнями? – Мне было непонятно, почему наш разговор начался так.

– Не знаю, – самый глупый ответ в жизни. Как можно не знать?

Диета, видимо, окончательно ущемила мой мозг.

– Не знаешь?

– Я не обращала на это внимание.

– Тогда поставим вопрос по-другому: у тебя есть молодой человек?

– Нет.

– Тобой не интересуются, почему?

– Потому что у меня нет сисек третьего размера?

– Я думаю, проблема не в этом.

– А в чем же?

– В тебе. Могу точно сказать, что кроме собственной фигуры тебя мало что волнует.

Она была права. Все остальное было второстепенно. Но она не догадывалась, что у меня нет парня оттого, что в моем сердце засел один единственный тип, который не желал оттуда выбираться.

Я начала ходить к ней на сеансы, потому что мне было необходимо рассказывать о своих беспокойствах. Ведь никто не хотел слушать о моем похудении, а маме всего не расскажешь…

Не скажу, что наши разговоры помогли мне на 100 %, но после общения с ней мне становилось легко. Я рассказывала ее о своей непрекращающейся борьбе с лишними граммами, делилась переживаниями и эмоциями, которые лишали меня покоя.

Ее интересовал вопрос: «Почему я решила похудеть и почему именно до такого маленького веса?» Я солгала, сказав, что просто захотела стать тощей. Даже человеку, который за приличные деньги был обязан меня выслушивать, я не решилась сообщить, что истинным мотивом был Мистер О. Почему? Наверное, думала, что она сочтет меня идиоткой из-за того, что, несмотря на безразличие, которое этот человек продемонстрировал мне, я верила, надеялась и ждала его ответных чувств и внимания.

Один из сеансов мы полностью посвятили проблеме моего навязчивого похудения. Выслушав очередное тридцатиминутное нытье, женщина сказала, что у меня нервная анорексия [3] .

– Анорексия? Вы сказали анорексия? – Я чуть не залезла к ней на стол.

– Да, милая. К сожалению, это так.

– О боже…

Она полагала, что я буду сожалеть и расстраиваться, но я расплылась в улыбке.

– Как круто!

– Прости, что?

– Это же невероятно! – меня захлестнули эмоции.

– Ты считаешь это крутым? – переспросила она.

– Да. Конечно, безусловно, да!

– Но это тяжелое заболевание.

– Вам не понять меня, – я продолжала улыбаться. Мне хотелось танцевать и прыгать от радости.

– Очень странная реакция, – заключила женщина-психолог.

Я уже не слушала ее рассуждений и рекомендаций, а просто наслаждалась сказанными словами.

После задушевных разговоров нервные срывы на родных и друзей прекратились, разговоры о своем теле, съеденном куске, о планах и успехах стали неуместны. В этом не было необходимости, у меня был человек, который меня слушал.

18. Ужасный сахар

Вот уже полтора месяца мой вес оставался стабильным благодаря особому питанию – раз в 24 часа. Я привыкла жить от 4 до 4 часов дня, чтобы немного поесть. Суточное потребление калорий по-прежнему не превышало 300 единиц. Если, не дай бог, в мой организм попадало 500 килокалорий, у меня начиналась истерика и на следующий день весь прием пищи ограничивался водой и маленьким зеленым яблоком. Странно, но я не чувствовала усталости, наоборот, у меня наблюдался прилив сил. Родители упорно заставляли меня есть, хотя бы два раза в день, но это было бесполезно. Я продолжала придерживаться правил своего минимального питания.

Никакой еды, только идеальное безжировое тело!

На тридцать первое мая у меня было запланировано ежегодное обследование в папиной больнице. Мне не очень хотелось ехать в пахнущий таблетками дом, потому что предстояла обязательная сдача крови из пальца. С детства меня преследовал страх перед этой маленькой, тоненькой железной штуковиной, которой протыкают беззащитный маленький пальчик.

Перед страшной процедурой нужно было сходить на флюорографию, а после отправиться на рентген ребер, которые и без того было прекрасно видно без специальных усилий.

Я зашла в кабинет, а молоденькая медсестра спросила:

– Тебя, наверное, совсем дома не кормят?

– Я сама не ем, – резко ответила я.

– А надо бы, слишком худая.

В ответ она получила молчание. Эти наставления начинали раздражать.

«Почему все вокруг пытаются меня накормить? Если им так хочется есть – пожалуйста! Только прошу оставить меня в покое!» – думала я, пока рентгеновские лучи насиловали мои исхудавшие ребра.

Я не хотела выходить из железной кабины в предчувствии самого ужасного момента пребывания в больнице.