- Почему ты решила уехать? Почему Париж?
- А чтобы ты помучился, доставляя мой труп обратно, - я посмеялась, а он зло сверкнул глазами.
- Это последнее проявление эгоизма, не хочу, чтобы они видели меня умирающей, хочу остаться для них сильной и здоровой. Не хочу видеть жалости и сочувствия. Знаю, это проявление слабости, значит, я слабая, но пусть это останется между нами. Почему Париж? По-моему идеальный для этого дела город, ты так не считаешь?
Он покачал головой.
- Ты как была ненормальной, так ею и осталась.
- Ею и помру. Меняться уже поздно.
- Да и незачем.
Мы помолчали немного, потом я решила все же объясниться.
- Я понимаю, ты в шоке, все это не укладывается у тебя в голове, не насилуй мозг, постарайся просто принять, - я сглотнула, воздуха не хватало, - говорю и сама не верю, что это возможно. Давай попробуем просто прожить эти дни. Ты не случайный человек в моей жизни, мне всегда было с тобой легко, не надо было ломать комедии, кого-то изображать.
- Да уж, комедии ты не ломала, - первая улыбка за весь день.
- Нам есть, о чем говорить, мы понимаем друг друга с полуслова, можем и не говорить вовсе, я с тобой могу расслабиться, отпустить ситуацию и не переживать, если меня вырвет на твои ботинки.
Наконец, он засмеялся, или почти засмеялся.
- Давай есть, мне, правда, не хочется совсем, а ты ешь.
- Я тебе все-таки немного положу.
Я поковыряла для виду вилкой в тарелке, с трудом проглотив пару кусков. Павел убрал со стола, налил себе чаю и выставил конфеты. Быстро он здесь освоился. Отправив задумчивый взгляд куда-то за окно, он засовывал в рот конфеты одну за другой, укладывая фантики в аккуратную стопочку, совсем на нее не глядя, большой, наверно, опыт в этом деле. Повысив уровень сахара в организме до требуемой высоты, он изрек:
- Я сейчас займусь дверью, а ты рядом посиди.
- Просто посидеть?
- Можешь почитать мне свою последнюю книгу, я ее еще не читал.
- А остальные что, читал?
- Конечно.
- Ну, ты даешь! – я была удивлена.
- Что?
- Не ожидала, что ты интересуешься моими творениями.
- Значит, не так уж хорошо ты меня знаешь, - ухмыльнулся он.
- Значит.
- Где у тебя инструменты?
- Идем, - я повела его к шкафу в прихожей, где на антресоли стоял большой ящик.
- Вот это да!
- Ага, времен Царской России, хочешь, я его тебе завещаю?
Он ухмыльнулся в ответ.
- Договорились, завтра поедем твой билет выкупать и завезем его к тебе. Чего молчишь? Надобно в благодарностях рассыпаться!
- Считай, что рассыпался! Табурет есть?
- На балконе.
Он взял с балкона табурет и достал ящик, покрытый пылью веков, потому как я туда заглядывала раз в столетие.
- Подожди, хоть тряпку принесу, - я протерла крышку, и мы ее открыли, чего там только не было. Молотки всех размеров, набор стамесок, топорик, складной метр, рулеток несколько штук, масса баночек с болтиками-гаечками, куски провода, моток веревки, изолента, лента ФУМ, в общем, все, чему положено лежать в приличном ящике для инструментов.
- Молодец, еще бы пользовался кто! – расплылся он в улыбке.
- Просто у моих мужчин всегда было свое добро, вот мое и лежит мертвым капиталом, чтоб было.
- Понятно, - Павел уже вовсю орудовал отверткой, кряхтя от напряжения, - похоже, эти шурупы со времен постройки.
- Да, так и есть. Так тебе читать?
- Конечно, я же сказал!
- Тебе последнюю или последнюю из изданных?
- Ух ты! Давай последнюю, ту потом прочитаю.
Я сходила к себе в комнату и принесла ноутбук.
- Слушай, а почему ты так и не женился больше?
- Не знаю, может, потому, что трех браков итак более чем достаточно?!
- Надо было на мне жениться.
- Надо было, кто же знал?
- Сейчас бы готовился вдовцом стать, - шутка опять была неудачной, - извини, я, видимо, на другую тему шутить разучилась.
- Видимо, читай лучше!
Я начала читать, медленно, периодически останавливаясь, так как изо всех сил старалась не задохнуться, он слушал все время молча, только иногда бросая на меня обеспокоенный взгляд.
Я очнулась, снова очнулась, а могла бы уже и нет.
- Может, поменяем билеты? А то, боюсь, не успеем такими темпами, - я чувствовала, что слова даются мне не без труда.
- Такими темпами ты, даже если и сядешь в самолет, перелет не перенесешь, - ответил мне мой мрачный друг, чьи слова похоже прорывались сквозь рвущуюся на части душу.
Я решительно отказываюсь говорить, как мне плохо и не позволяю себя жалеть, встаю, теряю равновесие, валюсь обратно на диван, снова встаю и, держась за стены, топаю в ванную. Умываюсь ледяной водой, у меня поднялась температура. Смотрю в зеркало, вижу там не себя, это не я там с впалыми щеками, синяками под потухшими глазами на желтом, когда-то красиво загорелом лице. Не я. Что мне, такой красотке, делать в Париже? Туристов пугать? Я промокнула лицо полотенцем и вернулась в комнату.
- Если мы с тобой не успеем, обещай мне, что съездишь туда один! Ты там не был, он прекрасен, особенно ночью, перед рассветом. Обещай!
- Обещаю! – сказал он еле слышно.
- Уже поздно совсем, тебе надо поспать, еще намучаешься со мной! Где тебе постелить?