Читаем 3ba4494785f2eaa41eef235f85090948 полностью

— Погодь, я зара ще дам, то, може, він не побачив. Ти луччє

не стріляй, бо вб’єш іх нахуй.

— Мне похуй. У меня приказ, и я устал. — Я повернулся

к Петровичу и таки навис над ним. — Думаешь, мне нравится

с тобой сейчас разговаривать? Думаешь, я про все это, сука, мечтал? Да я бы хер из дома вылез в этот чертов военкомат!

У меня даже военника, сука, не было, я бы сейчас в теплой

квартире сидел и с малым бы игрался, чем с тобой, дебилом

великовозрастным, пиздеть тут за жизнь и за наряды! Но так

надо, понимаешь, и если и ты, и я сюда уже попали — так

давай, сука, делать всё по-человечески, по-нормальному, а не

на похуях! Наряд — значит все, сука, бдят, пьянка — значит

все, сука, в говно! А не так вот, на кресле… аааа, бля, шо с

тобой говорить, все сказал вже. Десять минут.

Я резко развернулся и ушел. Мне было немного стыдно, что я наорал на хорошего человека Петровича, да еще и в

присутствии Ярика, который, как ни странно, отличался осо-бым тщанием в несении этих долбанных нарядов. Мне было

неприятно… но я взял вот эти свои «стыдно» и «неприятно», свернул в трубочку, набил ее травой и скурил.

Мудаки, бля. Кресло они поставили. Урррроды…

На подходе к КСП из блиндажа сто-тридцать-первого вывернулся Мастер и пошел рядом.

— Ты чего шляешься по опорнику, а не рожаешь биографии воинов-иждивенцев?

— О бля, шутничок.

— Воу, воу, палегше, ваенный.

— Знаешь, шо Петрович замутил? Возле АГС-а кресло поставил, шоб в наряде удобнее было. Заебись?

— Ему пизда, — тут же сказал Мастер и резко развернулся.

— Та я вже напхав. Если не одумается, поедет в первую

роту в обнимку с креслом.

— Охерели воины, — покачал головой Толик. — Пошли

его из «дашки» расхерачим?

— Петровича или кресло?

168

Мартин БРЕСТ • ПЕхоТа-3: ТЕРРиконы

— Талисмана. Это ж из его «Запора» сиделку выкрутили, он палюбе знал, зачем…

— Идея необычная, но хорошая… — Я начал успокаивать-ся, и, как всегда после всплеска эмоций, накатила какая-то уста-лость. — А ты знаешь, почему мы так материмся много, кстати?

— Почему?

— Потому что трахаться хотим. Мне коммандер сказал, он

в книжке вумной прочитал.

— Однако. Шарит Вася, не зря его ротным назначили… Вон

Ярик, пока в Старогнатовке стояли, свою Маринку из Донского

чуть не стер всю, каждый третий день отпрашивался.

— Бачиш, — я остановился и поднял палец. — То, шо Вася

в книжке умной читал, Ярик понял интуитивно, на натуре, так сказать. Кстати, треба его отпустить в Донское.

— Та он не хочет. — Мастер распахнул дверь, и на нас неожиданно свалился шмат снега. — Тьфу, бля… Говорит, ездить

далеко, а тут целое Новотроицкое под боком.

— Так там погранцы стоят, в интернате, они село окучи-вают. Каву бушь?

— Ничо, село большое, богатое, на Ярика точно хватит…

Давай. И это, как поедешь — свистни, у пацанов газ позакан-чивался, треба баллоны позадувать. И еще…

Бесконечный список дел, совершенно мирно-бытовых, за-полонял собою то, что на картинках в новостях показывалось

маленькими огоньками на карте. «Сьогодні в районі прове-дення антитеррористичної операції…» — эти сводки никогда

не включали в себя ни Петровича с его креслом, ни сорока-летнего Мастера, оставившего дома жену и сына, ни Танцора

со Стелсом, ни одного из настоящих, реальных нас — простых, обычных, абсолютно не героических. Новости не говорили

про странноватое общество минорных людей, бывшее здесь

и сейчас, воюющее в меру собственного разумения, выжива-ющего часто вопреки, а не благодаря, молчали про нас — настоящих, неидеальных, часто — дурных, и почти всегда —

невероятно уставших.

Возможно, это было и к лучшему.

Глава 2. ТЕРРИКОНЫ

169

* * *

— Вот тут, — Рустам развернул карту и пришлепнул сбоку

телефоном, чтоб не задиралась. Боцман наклонился, пытаясь

взглядом отыскать ориентиры.

Карта была, собственно говоря, не картой, а распечаткой

с «Яндекс-карт», с неизвестным масштабом, зато съемка была

свежая, этого года. Такие карты сплошь и рядом пользовали

в «окопной войне», когда нужно было не маршрут проклады-вать или дирекционный угол считать, а вот так, просто сори-ентироваться по месту, держа картинку перед глазами. У хохлов, говорят, еще планшеты были от их волонтеров, там не

только карты были, но еще и возвышения считались, да и

какие-то программы для стрельбы забиты. Богато.

— Херня какая-то, а не карта, — сказал Лёня, гигикнул и

придавил другой край рукой. — Она зеленая вся, а сейчас

зима. Давай зимнюю.

— Смотрите сюда, — Румстам привычно не обратил внимания на маленького сапера-зубоскала и начал тыкать обратной стороной ручки. — Вот сюда мы сходили и потралили, нема там нихера. Фактически можно сказать, что почти до

трассы все чисто.

План был состряпан на скорую руку и, как любой план, не

предваряемый длительными наблюдениями и расчетами, содержал слишком много «если». Группа под командованием

Рустама, в которую должны были войти еще Лёня, Витя «Малой» и Серега «Динамо», должна была вечером выйти с южной

околицы Докучаевска, обогнуть с юга карьер и пройти между

двумя терриконами по узкой ложбине, где когда-то лежала

узкоколейка. Дальше путь сворачивал резко на север, вокруг

Перейти на страницу:

Похожие книги

Семейщина
Семейщина

Илья Чернев (Александр Андреевич Леонов, 1900–1962 гг.) родился в г. Николаевске-на-Амуре в семье приискового служащего, выходца из старообрядческого забайкальского села Никольского.Все произведения Ильи Чернева посвящены Сибири и Дальнему Востоку. Им написано немало рассказов, очерков, фельетонов, повесть об амурских партизанах «Таежная армия», романы «Мой великий брат» и «Семейщина».В центре романа «Семейщина» — судьба главного героя Ивана Финогеновича Леонова, деда писателя, в ее непосредственной связи с крупнейшими событиями в ныне существующем селе Никольском от конца XIX до 30-х годов XX века.Масштабность произведения, новизна материала, редкое знание быта старообрядцев, верное понимание социальной обстановки выдвинули роман в ряд значительных произведений о крестьянстве Сибири.

Илья Чернев

Проза о войне