— Сладчайший брат мой, — ответила Екатерина, — я буду ждать тебя на месте казни.
В ответ мессер Никколя Тульдо улыбнулся и сказал, словно завороженный:
— Как! Радость души моей будет ждать меня на святом месте казни!
Екатерина задумалась, творя такую молитву:
— Господи, ты озарил его великим светом, ибо он называет место казни святым.
А мессер Никколя добавил:
— Да, я пойду радостно и спокойно. Мне кажется, будто ждать осталось тысячу лет, так мне не терпится очутиться там, где я вновь встречусь с тобой.
— Иди же на брачный пир, небесный брачный пир! — повторила Екатерина, выходя из тюрьмы.
Осужденному принесли немного хлеба и вина; на него накинули черный плащ; а затем повели крутыми улицами, под звуки труб, меж городскими стражниками, которые держали над ним знамя республики. Весь путь был запружен любопытными, женщины поднимали на руках малолетних детей, чтобы показать того, кому предстояло умереть.
А Никколя Тульдо думал о Екатерине, и его уста, столько времени сведенные горечью, теперь нежно приоткрылись, словно для того, чтобы облобызать образ святой.
Пройдя некоторое расстояние в гору по мощенной камнем дороге, шествие достигло возвышенности, господствующей над городом, и перед глазами осужденного, которым вскоре предстояло угаснуть, открылись вдруг кровли, купола, колокольни и башни Сиены, а вдали по откосу холмов протянулась лента городских стен. Это зрелище напомнило ему родной город, нарядную Перуджу, окаймленную садами, где резвые родники журчат среди плодовых деревьев и цветов. Он вновь увидел земляную террасу над Тразименской долиной, откуда взор с упоением впивает сияние дня.
И ему вновь стало мучительно жаль расставаться с жизнью.
— О мой город! Отчий дом! — простонал он.
Но тут же мысль о Екатерине снова овладела его душой и до краев наполнила ее блаженством и покоем.
Наконец процессия вышла на рыночную площадь, где каждую субботу крестьянки из Камиано и Гранайолы раскладывают свой товар: виноград, лимоны, винные ягоды и помидоры, и со смачными прибаутками весело зазывают хозяек. А сейчас тут был воздвигнут эшафот. Мессер Никколя Тульдо увидел, что Екатерина молится, стоя на коленях и склонив голову на плаху.
С радостным нетерпением взошел он по ступеням.
Когда он приблизился, Екатерина встала и повернулась к нему, точно супруга навстречу супругу; она пожелала сама расстегнуть ему ворот и положить друга на плаху, как на брачное ложе.
А потом преклонила колени рядом с ним. После того как он трижды благоговейно произнес: «Иисусе, Екатерина», палач опустил меч, и отрубленная голова упала на руки девы. И вдруг Екатерине почудилось, будто вся кровь казненного разлилась по ней, наполнив все ее тело теплым, точно парное молоко, потоком; ноздри ее затрепетали от чудесного благоухания; перед подернутым слезами взором замелькали тени ангелов. В изумлении и восторге она мягко погрузилась в бездонную глубину неземных утех.
Две женщины из мирской конгрегации ордена святого Доминика, стоявшие у подножья эшафота, увидели, что она лежит неподвижно, и поспешили поднять и поддержать ее. Придя в себя, святая Екатерина сказала им:
— Я увидела небо!
А когда одна из женщин собралась смыть губкой кровь, запятнавшую одежды непорочной девы, Екатерина с живостью удержала ее:
— Нет, не стирайте с меня эту кровь. Не отнимайте у меня мой пурпур и мои ароматы.
IX. ПОРУЧИТЕЛЬСТВО
…Par cest уmage
Те doing en pleige Jhesu-Crist
Qui tout fist, ainsi est escript:
II te pleige tout ton avoir;
Ne peuz nulz si bon pleige avoir.