4. Диалектика общественного развития.

Такая интерпретация в корне противоречит марксистскому пониманию истории. «.История, — писал Ф. Энгельс, — не делает ничего, она «не обладает никаким необъятным богатством», она «не сражается ни в каких битвах»! Не «история», а именно человек, действительный, живой человек — вот кто делает все это, всем обладает и за все борется. «История» не есть какая-то особая личность, которая пользуется человеком как средством для достижения своих целей. История — не что иное, как деятельность преследующего свои цели человека»[251].

Вопрос о роли потребностей и интересов имеет важное методологическое значение. Известно, что в противоположность идеалистическим концепциям, в которых абсолютизируется духовная сторона деятельности, а ее источник усматривается в мышлении индивидов, исторический материализм ставит эту проблему на конкретно-историческую почву, исходя из анализа материальной, практической деятельности людей. У К. Маркса реальными субъектами исторического процесса выступают не «индивиды вообще», наделенные абстрактным сознанием, а конкретные индивиды, исходящие из своих практических потребностей и интересов. Подчеркивая объективный характер практических потребностей, Ф. Энгельс отмечал: «Люди привыкли объяснять свои действия из своего мышления, вместо того чтобы объяснять их из своих потребностей (которые при этом, конечно, отражаются в голове, осознаются)…»[252] Таким образом, указания на потребности и интересы, побуждающие человека к деятельности, недостаточно для последовательного материалистического объяснения общественного развития. Известно, что многие домарксистские материалисты (французские материалисты XVIII в., представители английской политической экономии, французские историки времен реставрации, наконец, русские революционные демократы) понимали роль потребностей и интересов индивидов в жизни общества и человеческой деятельности, но их взгляды на историю общества не были материалистическими.

Иногда и в марксистской литературе встречаются суждения о том, что, хотя человеческие потребности и имеют объектно-субъектную природу, тем не менее они выступают как исходный пункт материалистического понимания истории, и именно потребности являются якобы определяющим фактором общественного производства, генетическим источником общественных отношений и даже определяют экономические законы. С таким утверждением согласиться нельзя. Ведь потребности есть не только у объекта (общества), но и у субъекта (индивида), и уже поэтому они не могут рассматриваться как объективная основа общественной жизни. Можно сколько угодно рассуждать о диалектике производства и потребностей, но если при этом не выявить независимой от сознания социальных субъектов основы такого взаимодействия, то нельзя найти достаточно строгих научных критериев, чтобы сделать вывод об определяющей стороне этого взаимодействия. Такую основу составляют, как известно, материальные производственные отношения.

Важно отметить при этом, что понимание материальных и духовных потребностей как первичных и вторичных не выводит за пределы объектно-субъектных отношений. Материальные (в том числе, например, экономические) потребности требуют материальной деятельности субъекта по преобразованию объективных условий или присвоению реальных продуктов деятельности. И в этом случае они выражают определенный вид отношений между субъектом и объектом деятельности.

С марксистской точки зрения основным видом деятельности является труд. Последний выступает как материальный процесс целесообразной деятельности и составляет основной вид практики. Казалось бы, именно труд и практика обладают всеми необходимыми чертами (материальностью, объективностью, первичностью), позволяющими считать их исходным основанием материалистической теории общества. Но вопрос значительно сложнее.

Во-первых, трудовая деятельность, как и практика в целом, есть единство объективного и субъективного. Уже Гегель понимал, что «практическая деятельность» есть средство уничтожения односторонности как объективности, так и субъективности и что она выражает творческие способности человека. Соответственно и труд есть единство процессов опредмечивания и распредмечивания сущностных сил человека, и, следовательно, в нем всегда присутствует субъективный момент. Во-вторых, труд и практика могут быть материалистически интерпретированы только исходя из материальных производственных отношений, в рамках которых осуществляется труд как основной вид человеческой деятельности.

Производственные отношения не являются внешними по отношению к труду. Деятельность и отношения находятся в неразрывном единстве, так что деятельность можно определить как функционирующие отношения, а последние есть объективно необходимые формы этой деятельности. К. Маркс отмечал, что «материальные отношения суть лишь необходимые формы, в которых осуществляется… материальная и индивидуальная деятельность»[253].