40 австралийских новелл

Спорить было явно бесполезно. Немного нужно было воображения, чтобы представить, что теперь произойдет. Словно ракеты, Авалон и Элизия вместе взмыли ввысь, достигли своего зенита и ринулись в бездну. Я всегда гордился своим искусством; эти сады значили для меня больше, чем просто поле битвы двух завистливых сестер.

— Будь ты проклят, варвар! — крикнул я Игану.

— А ты грязная скотина! Сам начал… — отпарировал он.

Когда я слез с забора, Изабел подозвала меня с веранды.

— Он говорит, что мы забрасываем к ним сорную траву, — сказал я, внимательно наблюдая за ней.

— Мы? Надеюсь, вы этого не делали, Джонстон?

— Я — нет, мисс Изабел.

— Вы подозреваете меня?

Увы, я подозревал, но ее наглость на мгновение сбила меня с толку.

— Они считают, что кто‑то из нас сделал это. Даю слово, это не я.

— Значит, не мы.

— А они нам за это набросали щавеля.

— Я сказала, мы не виноваты. Покажите‑ка, где этот щавель.

Мы вместе мрачно глядели на незваных пришельцев.

— Осоку им могли завезти с навозом, — сказал я, чтобы дать понять, что готов ей помочь. Я по — прежнему не верил Изабел, но она с таким видом смотрела на щавель, что мне стало жаль ее.

Мы слышали, как усердно копал Иган по ту сторону забора.

— Но ведь щавель‑то мы не завезли с навозом, Джонстон! — Изабел сурово поджала тонкие губы. Права она была или нет, но она явно решила мстить. Небывалое волнение охватило меня; скажи она хоть слово в тот момент, я перемахнул бы через забор и война стала бы настоящей.

— Нет, мисс Изабел, с навозом он не мог попасть.

— Это плохой сорняк, Джонстон.

— Я знаю и похуже.

— О! Например?

— Оксалии. У меня есть сад в Сант — Килда, они весь его заполонили. Каждую пятницу я выпалываю их по целому ведру.

— Вы их жжете, конечно?

— Жег… до сих пор…

Наши глаза встретились. Теперь она улыбалась тихой, зловещей улыбкой. Это была уже не та Изабел, которая говорила со мной пять минут назад. Я понял — я продаю свою душу черту.

— Надеюсь, я могу положиться на вас, Джонстон. Вы сделаете все, что нужно?

Она могла положиться на меня, так же как Тереза могла положиться на Игана.

Начали мы со щавеля, осоки и оксалий, но, как всегда бывает в столкновениях между людьми, каждая сторона неустанно искала нового и более мощного оружия. Мы с Иганом разбирались в сорняках не хуже, чем в георгинах, и скоро ни в чем не повинные Авалон и Элизия превратились в свалки для всех сорняков с других наших садов. Обычно мы вручали их сестрам, и как только мы уезжали и спускалась ночная тень, они забрасывали сорняки друг другу за изгородь. Каждый день, словно приговоренные, несущие на себе свою плаху, мы приближались к садам сестер с туго набитыми мешками. И при этом все еще могли без улыбки смотреть друг на друга. В какой же тупости мы увязли! Мы размахивали своими мешками с таким выражением, будто хотели сказать друг другу: «Вот тут‑то тебе и конец!» Презрительно сплюнув на разделяющую нас лужайку, мы надменно шествовали к калиткам, сжав губы и задрав нос, словно совершали что‑то необычайно героическое. Теперь мне смешно, но тогда я слишком втянулся в эту мерзкую свару, чтобы видеть ее потешную сторону.

Ко времени открытия очередной осенней выставки в результате нового губительного способа ведения войны оба сада начали увядать. Эти женщины затеяли страшное дело, когда столкнули меня с Иганом, потому что между мелкими диверсиями неискушенных женщин и смертельной схваткой двух знатоков была огромная разница. Мы не тратили попусту ни сил, ни сорняков. Осока, кислица, щавель, лук, ростки многолетних флоксов, мелко искрошенный пырей, оксалии — все, что перебрасывалось через изгородь, для садовника было бедствием. Мы отлично знали, когда, что и как забрасывать.

Через два — три месяца выставочные клумбы и бордюры так заросли сорняками, что теперь уже у обоих садов не было никаких шансов получить в этом году премию на выставке. Растения с мелкими корнями, такие, как астры и петунии, не терпят, когда их трогают, и мы стали перед выбором: либо выполоть сорняки и повалить цветы, либо позволить сорнякам поглотить клумбы. Непрошенные пришельцы здесь особенно усердствовали, словно хотели показать, что поняли зловещий смысл игры людей. Тут и там, в местах, где нам пришлось сделать тщательную прополку, показались пятна обнаженной земли.

Многолетники и отобранные для выставки георгины и гладиолусы находились в не менее бедственном положении, так как ни у Игана, ни у меня не хватало времени следить за ними. Пять часов из восьми мы проводили теперь с тяпкой и мусорным ведром в руках. Мало — помалу оба сада совсем пришли в упадок. Сорная трава разрасталась на затененных участках дорожек, по розам взбирались усы вьюнков, края газонов заросли, на кустарниках все еще торчали засохшие весенние цветы.