Читаем 40 градусов полностью

Теперь всю роту раздражало колечко у меня на пальце.


Изменять жене я не собирался. Но скоро почувствовал: лучше мне в город не ходить. Меня потряхивало от всего женского – облика, запаха, голоса, даже звука каблучков.


В Муроме, где я служил, были две воинские части и одно всем известное женское общежитие. Его обитательницы – студентки – крутили с солдатами романы. На долю каждой выпадало за время учебы не так уж мало – по два с половиной романа, если не буксовать.


Меня чуть не арканом тянули в ту общагу. Но я был тверд. Не шел. Знал, что добром поход не кончится.


Тогда коварные сослуживцы решили добиться своего хитростью. В один из праздничных дней, когда тоска солдатская острее и глубже, меня подпоили. Расслабился я, повесил головушку, предался унынию. И сам не заметил, как очутился на захолустной дискотеке.


Темное, огромное, холодное помещение клуба очень напоминало конюшню. Обшарпанные стены, дощатый пол. И как обычно – студентки и солдаты.


Сердце мое, гоняя хмельную кровь, готово было разорваться. Будь что будет, горько решил я. Выбрал девушку, самую скромную на вид. Загадал: если она согласится на танец, если она во время танца согласится назначить свидание, если вслед за тем она согласится на поцелуй – действительно, будь что будет. Значит, судьба.


Мои руки потели на ее горячей спине. Ноги подкашивались.


Она согласилась на все.


Мы назначили свидание на завтра, чтобы не откладывать.


– Как тебя зовут? – спросил я.


– Эвелина, – прошептала девушка.


Значит, судьба, подытожило мое бедное сердце.


И наступило завтра.


Утро прошло как обычно. Уже и обед минул. Пора было собираться в «самоволку».


И в этот самый момент меня вызвали в штаб. Дали час на сборы: решено было немедленно перевести меня в другую часть, в другой город.


Там все повторилось. Я сиднем сидел в казарме, за ворота – ни ногой. По выходным к нам приезжал разворотливый предприниматель. Устанавливал в клубе телевизор, включал видеомагнитофон. Щадя наши нервы, эротические фильмы не крутил. А все остальное – в ассортименте, и недорого.


Меня уже тошнить начало от разборок в маленьком Бронксе, Брюса Ли и Джеки Чана. Но я упрямо смотрел.


Основательно отупев, я однажды утратил бдительность. И соблазнился предложением товарища попить пивка.


В солдатской жизни мало радости. Самые простые вещи – под запретом. Радуешься малому.


Мы с Шурой Резванцевым вышли в город. Соблюдая меры предосторожности, приблизились к единственной пивной. Закупили уйму разливного пива. Гордясь друг другом и взаимно клянясь, что пошли бы в разведку, обосновались в парке и неторопливо, под душевный разговор, приговорили все пять литров.


Пора было переходить к следующему пункту культурной программы.


Неподалеку располагался видеосалон. Отличался он невиданной технической оснащенностью. Здесь имелся проектор, и фильмы можно было смотреть на большом экране. В остальных подобных точках публика довольствовалась обычным телевизором.


Нам повезло. Только мы подошли к салону – объявили начало очередного сеанса. Ждать совсем не пришлось.


Внутри ждал приятный сюрприз. Рассаживаться нужно было за столики, рассчитанные на четверых. Шура наметанным глазом углядел заманчивую диспозицию: за одним из столиков скучали две девицы. Он ринулся на них, как бык на красную тряпку, волоча меня за собой, как раненого пикадора.


Девицы оказались общительными и любезными. Мы заказали четыре кружки пива и вступили в оживленную беседу.


Признаюсь: в этот момент я вновь оказался на грани. Так все было чудесно, так все сложилось, что нельзя было за этим стечением обстоятельств не заметить перст судьбы.


Опять внутренний голос произнес роковые слова: будь что будет.


Начался сеанс. Мы угодили на фильм ужасов. Однако киношные события нас не увлекали. Мы были увлечены друг другом. Диалог налаживался как по маслу, сулил приятное развитие событий, и мы даже стихийно распределились на пары. Шура без устали что-то нашептывал пухлой блондиночке, а я смешил улыбчивую брюнетку. Под серым сукном шинелей у нас с Шурой бурно росли крылья.


Где-то в середине фильма я ощутил: что-то неладно. Спустился на землю, пришел в себя. Понял: надо бы в туалет. Пиво есть пиво. А когда его выпито много, то пиво надо умножить на два. А то и на три.


Улыбнувшись еще разок брюнеточке, я тихонько поднялся и причалил к барной стойке.


– Где у вас туалет? – спрашиваю.


– Нету, – буркнула подавальщица.


– Как нету? Почему нету? – потрясенно допытывался я. – А что же людям делать?


– Ничего не делать, – сказала подавальщица. – Ждать.


– Чего ждать?!


– Пока закончится сеанс. Тогда двери откроют и вас выпустят. И идите куда хотите.


– Так выпустите меня сейчас! Я быстренько сбегаю и вернусь.


– Не получится. Двери закрыты снаружи. Ждите, пока закончится фильм.


Убитый горем, вернулся я за наш столик. Прошло всего несколько минут, а девушки уже не казались мне милыми, и тем более – вожделенными. Я вожделел совсем иное. И желание мое росло мощными, физически ощутимыми толчками. По выражению моего лица Шура тоже понял, что происходит нечто нехорошее.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее