40 лет Санкт-Петербургской типологической школе

Такая «замена» деепричастия СВ на деепричастие НСВ (без изменений в семантике) объяснима только как следствие того, что лексическое значение глаголов, создающих видовую пару, становится идентичным в точно определяемых условиях. Эти условия сводятся к так называемым тривиальным критериям видовой парности, которые, в двух словах, заключаются в том, что (а) глаголы СВ, употребленные в прошедшем времени для обозначения однократных действий, обязательно заменяются на лексически идентичные глаголы НСВ, если данный контекст переводится в план наст. вр. (так называемое «настоящее нарративное»); (б) глаголы СВ, обозначающие однократные (локализованные во времени) действия, заменяются на соответствующие глаголы НСВ, если те же действия обозначаются как неограниченно многократные[4]. Поскольку — как было указано выше — коинциденция не затрагивает собственно акциональных свойств лексемы, по которым глаголы видовой пары могут отличаться друг от друга[5], эти отличия отступают всецело на задний план, оставляя, так сказать, место для других функций синтаксически подчиняемой предикации (в том числе для коммуникативных целей, которыми мы здесь заниматься не будем).

Дальнейшее изложение будет нацелено на то, чтобы показать, каким образом в литовском языке коинциденция может выражаться с помощью самого близкого функционального аналога деепричастий, имеющегося в этом языке, т. е. с помощью так называемых «полупричастий» (лит. pusdalyviai). Формальное их отличие от русских и польских деепричастий состоит в том, что полупричастия имеют формы им. падежа (и только его) и склоняются по родам и числам (ср. табл. 1). Факты, выявленные в результате анализа, описанного ниже, служат доводом в пользу того, что в современном литовском литературном языке (лит. lietuvių bendriné kalba), по-видимому, не существует морфологически парных глаголов, которые соответствовали бы тривиальным условиям видовой парности. Иными словами, даже те морфологически парные глаголы, лексическое значение которых максимально сближено, не способны полностью заменять друг друга в условиях коинциденции.

1. Акциональные классы литовских глаголов

В литовском языке наблюдаются явные зачатки видовой системы, подобной той, которая существует в русском (и в польском) языке, в том смысле, что средства словообразования (аффиксы) используются для расширения глагольных основ, вследствие чего в определенных случаях создаются пары из производящего и производного глаголов, лексически настолько близких, что возникают основания для того, чтобы рассматривать эти пары как видовые. Такая парность характерна не только для суффиксации, но и для префиксации. Последнее имеет место как раз у целого ряда глаголов речи (verba dicendi), а также глаголов, обозначающих ментальные состояния или изменения ментального состояния (verba sentiendi).

Во избежание недоразумений следует подчеркнуть, что необходимым условием для видовой парности является тождество лексических значений производящей и производной основ. Все утверждения, касающиеся глагольных пар, приводимые в этом и следующих разделах статьи, касаются только совпадающих для этих глаголов значений, по которым глагольные лексемы группируются в классы (см. ниже).

Мы можем говорить лишь о явных зачатках видовой системы, но не о грамматикализованной системе видообразования по нескольким причинам[6]:

• Парность в сформулированном выше смысле создается только в рамках определенных лексических и акциональных групп, но во на всем «массиве» глаголов литовского языка, для которых видовые противопоставления были бы в принципе вообразимы (по семантическим соображениям).

• Даже там, где парность является довольно регулярным (частотным) явлением, нельзя, как правило, сформулировать те условия, которые бы однозначно определяли выбор одного из двух (лексически одинаковых) глаголов или, точнее, те контексты, в которых нетривиальные различия между парными глаголами подвергались бы нейтрализации и приходилось бы выбирать только один из них. По крайней мере, до сих пор никому такие условия указать не удалось. Из этого вытекает, что оба глагола в паре не вступают в дополнительное функциональное распределение, т. е. употребление одного глагола вместо другого (в рамках пары) не подвержено четко предсказуемым нелексическим фактором (хотя тенденции этого имеются, см. ниже).

В каких группах признаки видовой парности все-таки проявляются? Перечисляя эти группы, я буду пользоваться одной из тех теорий вида, авторы которых стремятся показать систематическое и типологически значимое взаимодействие между акциональными типами глаголов и видом (как грамматической категорией), а именно, теорией Вальтера Броя под сокращенным названием ILА (Interaktion zwischen Lexik und Aspekt); см. [Breu 1996; 1997; 2000].