40 лет среди грабителей и убийц

Весовщик спросил насчет тюка других весовщиков, те – артельщиков, но никто этого тюка не помнил. Приходя с багажом, артельщик каждый раз говорил, взглянув на подозрительный тюк: «А он все без хозяина»,– и передвигал его по прилавку. От бесконечных передвижений веревки на тюке ослабли, и в девять часов вечера один из весовщиков заметил в развернутой рогоже словно бы волосы. Он показал другим, и, любопытствуя, они раздвинули рогожу. Тут-то все и увидели, что это голова. Позвали жандарма, составили протокол и развернули подозрительный багаж.

Я стал опрашивать всех, не видели ли они, кто принес этот тюк, но никого не нашлось. Распорядившись препроводить труп в Александровскую больницу, я тотчас телеграммами отдал распоряжение всем приставам, чтобы они опросили дворников, не заметил ли кто-нибудь из них исчезновение жилицы, и в случае, если заявитель окажется, направить его в Александровскую больницу для опознания трупа.

***

Уже на следующий день мои распоряжения принесли результаты. Пристав второго участка Александро-Невской части утром сообщил мне по телефону, что содержательница меблированных комнат в доме по Лиговке Анна Грошева заявила об исчезновении у нее жильцов – уфимской купеческой дочери Елены Шаршавиной и личного почетного гражданина Бунакова, что он, пристав, послал Грошеву в Александровскую больницу, и она нашла в покойной сходство с Шаршавиной, но полностью поручиться не может.

Я распорядился навести справки о всех местах, где могла побывать Шаршавина в Петербурге и о дне ее приезда, так как она приезжая. Такие же сведения должны были быть собраны и о Бунакове. Эти справки я получил без промедления в тот же день. Оказалось, что в комнаты Грошевой на Лиговку Шаршавина приехала с Бунаковым в ночь со второго на третье сентября из Москвы, но что до этого времени, а именно с мая месяца, она – все так же с Бунаковым – жила в меблированных комнатах в разных домах на Невском проспекте.

Я вызвал из этих заведений прислугу и послал для опознания трупа в Александровскую больницу. Сомнения не было, все сразу признали Елену Ивановну Шаршавину, бывшую в любовной связи с Бунаковым, который почему-то скрылся. Отсюда ясно следовало, что он или тоже жертва, или убийца, причем последнее – по показаниям Грошевой – вернее.

Они приехали с пятницы на субботу. В субботу Грошева мельком видела Шаршавину, подавая им самовар. В воскресенье, в пять часов утра, Бунаков ушел, запер за собой комнату и вернулся с пучком веревок и рогожами. Часов до двенадцати он возился у себя, потом вышел снова, скоро вернулся с каким-то молодым человеком в фартуке и вынес с ним длинный упакованный тюк. Вернувшись часа через полтора, он заявил, что должен немедленно уехать в Москву. На вопрос, где жиличка, Бунаков ответил, что, вероятно, она уехала раньше. В четыре часа дня он уехал.

Продолжая допросы номерных и коридорных из дома, я в то же время сделал распоряжение через приставов найти извозчика, который утром четвертого сентября взял у дома на Лиговке тюк на Варшавский вокзал, и того человека, который помогал вынести тюк. Одновременно я велел собрать справки о всех странствованиях Бунакова с Шаршавиной и послать о них запрос в Уфу.

***

Итак, я издал приказ разыскать извозчика и носильщика. Второй оказался маляром. Он объяснил, что около двенадцати часов шел с товарищами после работы из дома Пожарского на Лиговке. Когда они проходили мимо меблированных комнат, к нему подошел мужчина лет сорока пяти, одетый по-русски, в длинном пальто, и попросил его помочь вынести из квартиры тюк. Маляр согласился. Мужчина повел его по лестнице на второй этаж и, войдя в квартиру, попросил подождать. Маляр ждал минут пять, потом мужчина позвал его в комнату. Он пошел за ним по длинному коридору, вошел в маленькую комнату и увидел тюк, упакованный в рогожу, длиной аршина два, с одного конца толще, с другого тоньше. Маляр взялся за тонкий конец, тот за толстый, и они вынесли тяжелый тюк на улицу. Там мужчина сторговал извозчика за сорок копеек, сел. поставил тюк толстым концом вниз, заплатил маляру пять копеек и уехал.

Извозчик прибавил к этому показанию немного. Мужчина по дороге объяснил ему, что тюк этот не его. везет он багаж по поручению товарища. Тюк на вокзал понес сам седок. Вскоре он вернулся, отдал деньги, попросил довезти его до Обводного канала, там слез и ушел.

В то же время один из номерных сделал интересное для меня заявление. Когда Бунаков жил на Невском, к нему заходил в гости молодой человек, которого Бунаков звал Филиппом и которого номерной описал довольно подробно. Розыск его для дела был необходим. Через него, вероятно, можно было бы напасть на след убийцы. Я распорядился отыскать его, но неожиданно он явился ко мне сам. Седьмого сентября утром мне доложили, что меня настоятельно добивается видеть какой-то молодой человек по фамилии Петров.

Я приказал принять его. В кабинет вошел блондин симпатичной наружности.

– Что вам угодно? – спросил я, приглашая сесть.

– Я, собственно, к вам по делу Бунакова,– застенчиво ответил он.

Я насторожился.