40 шагов до берега

– Пятнадцать. – Алиса бросила окурок в открытое окно. И схватила пачку, которая оказалась пустой. Она смяла ее и кинула на кровать. – А тебе не приходило в голову, что мне неприятно называть родную мать по имени? – Алиса почувствовала, как злость подступает к горлу. Сейчас ее севший от сигаретного дыма голос начнет переходить в фальцет. А затем слезы перекроют дыхание. И она уже не сможет сказать то, что мучало ее последние несколько лет.

– Неприятно? Какая глупость! Каждая девочка мечтает разговаривать с матерью как ровня.

– Откуда тебе знать? Ведь ты росла без матери! – Алиса почувствовала, как горит ее грудь. Она перешла черту.

– Значит так, позвонишь, когда будешь готова оставить при себе юношеский максимализм!

Катарина положила трубку прежде, чем Алиса успела сказать что-то в ответ.

Хотелось вдохнуть воздух полной грудью, но получалось лишь обрывочно хватать кислород ртом. Паническая атака. Снова. Она никуда не уходила. Только мирно пряталась и ждала, когда Алиса вновь потеряет равновесие.

Алиса открыла мини-бар и схватила трясущейся рукой бутылку с ледяной водой. С трудом откупорила крышку. И вылила половину бутылки на голову.

– Твою мать! Как холодно! – Ее тело покрылось мурашками. Но дыхание так и не выровнялось. Алиса пыталась, но все же не смогла сдержать слезы. – Ненавижу, ненавижу тебя! – Она стирала слезы с глаз кулаками и продолжала урывками хватать воздух. – Белая простыня, пустая бутылка воды, деревянный пол, открытое окно, – Алиса пыталась сфокусироваться на том, что ее окружало. Она читала, что такой метод помогает справиться с панической атакой. Но сердце до сих пор билось так, словно она пробежала стометровку на время. А слезы беспрерывно катились по щекам.

Алиса наспех натянула джинсовые шорты и мятую белую футболку. Бросила в сумочку телефон. Нырнула босыми ногами в кроссовки. И выбежала из номера, не закрыв дверь на ключ.

Она хотела бежать как можно быстрее, но ноги увязали в песке, как в болоте. Пот стекал по спине. Из-за слез на глазах повисла пелена – Алиса ничего не видела, кроме солнечного проблеска, от которого болела голова. Она интуитивно двигалась в сторону моря – шелестящий звук волн являлся ее ориентиром.

Когда вода коснулась щиколотки, резко стало легче. Пелена спала с глаз. Сердце успокоилось – не колотилось аритмично в груди. Алиса сняла кроссовки, бросила сумку на песок и нырнула в воду прямо в одежде. Туристы на берегу смотрели на нее, как на сумасшедшую. Женщина в соломенной шляпе с необъятными полями, скрывающими лицо от солнца, покрутила пальцем у виска. Мужчина в полосатых трусах перестал мазать живот кремом, уставившись на Алису. Мальчик, строящий песочный замок, дергал маму за парео, чтобы показать пальцем на странную тетю, плюхнувшуюся не в купальнике в тридцатиградусную жару в море.

Но Алисе впервые в жизни было все равно на то, что подумают другие. Ей слишком плохо, чтобы думать о ком-то, кроме себя. Ей нужна исцеляющая сила моря.

Она проплыла в одежде до буйков и обратно. Вышла из воды. Сняла шорты и футболку, невольно демонстрируя всему пляжу красного цвета ярмо, в которое Макс с превеликим удовольствием ее запихнул. Дамы постарше осуждающе качали головами. Молодые женщины завистливыми взглядами прожигали стройную фигуру Алисы. Мужчины всех возрастов пожирали глазами ее идеальное загорелое тело, словно она была моделью, продающей вместе с комплектом пошлого нижнего белья себя.

Алиса отжала воду с одежды и перебросила ее через сумку. Медленно побрела вдоль берега и увидела, как пожилой мужчина курит сигарету под навесом просторной беседки, расположенной на бетонном причале.

– Hello! Can I have a cigarette?5

– Дочка, русская что ли?

Алиса улыбнулась и кивнула. Уже второй русский мужчина распознает в ней землячку из-за ломанного английского.

– Угостите?

– Не скажу «на здоровье». Но угощайся. – Седовласый мужчина в тряпочной полосатой панаме, как из добрых советских фильмов, и парусиновых штанах протянул ей пачку Marlboro. – Давай я тебе полотенчико чистое дам. Ты поди замерзла? – Он понимал, что Алиса не может замерзнуть в такое пекло. Но просто не знал другого тактичного способа предложить ей помощь, в которой она явно нуждалась.

– Спасибо большое! – Алиса укуталась, словно в кокон, в полотенце и закурила. Тепло, внутри и снаружи, подарило чувство безопасности.

– Несчастная любовь? – Мужчина выпустил густой дым и посмотрел вдаль, в сторону той части острова, где оазисом раскинулись пальмы.

– Можно сказать и так. Нелюбовь. Материнская.

– Сожалею. Дети, выросшие в нелюбви, становятся либо преступниками, либо одиночками, которые одновременно ищут и отвергают любовь.

– Даже не знаю, что лучше: быть преступницей или одиночкой? – Алиса не ждала ответа. Она задавала вопрос скорее себе. – Знаете, такой парадокс. Чем больше я любила ее, тем сильнее она меня отталкивала. И вот сегодня опять. Влепила словесную пощечину. Я хотела открыть ей тайну, которую хранила семь лет. Но она и сейчас не хочет меня слышать.