40к способов подохнуть. Том 5

— Я вижу тебя, ты ненавидишь смерть… Я знаю тебя, ты хочешь вечно жить… Поверь, я не дам тебе умереть… Если, конечно, мне ты будешь служить… — пропел Нургл, своей божественной рукой коснувшись моей души и с радостью смотря на вышедшего вперёд Торквемаду. — Поклонись… и навечно исчезнет та боль, которой тебя наделил Император.

И хоть я уже стоял на коленях, но даже когда с моих рук начала слазить комьями кожа, я не был подчинён. Пусть глаза мои не видели ничего, кроме ничтожества, слабости и отчаяния, но эти чувства были рождены во мне и раз я был их источником, то мой же гнев выжжет всю эту гадость. Как и слабость, что рождала страх будет вырвана моей же рукой из пульсирующей в агонии груди.

— Не слушай их, не слушай, заткни уши, не слушай, не слушай, не слушай, — щебетала Птичка, прыгая передо мной и закрывая крыльями свою голову от капающего отовсюду яда.

Когда я был готов сделать первый шаг по принадлежащему лишь мне пути, то в спину мне вонзились предательские ножи от тех, кого я считал самыми близкими. Эта рана была настолько болезненной, что я думал, что умру. Это было не просто предательство, в тот день для меня разрушилось всё привычное миропонимание.

Но тогда среди всей мерзкой гнили, мне вопреки всему протянул руку тот, кто по непонятным причинам поверил в меня.

Когда впервые за всю жизнь я взглянул в истинное лицо войны, то ноги мои предательски дрожали. Это было совсем не так как я представлял, хоть и инфантилом я не был. Тела товарищей были повсюду, душа вопила, а сопротивляться инстинктам было невозможно. Я был окружён и сломлен вновь.

И в тот день тоже рядом оказался тот, кто мне помог. И даже когда я не смог сделать того, что был должен, а слёзы текли по щекам… он взял часть моей ноши на себя.

В тот день я впервые увидел космос. Необъятный и просторный, такой красивый и полный возможностей. Это опьянило меня, свело с ума. Сколько ошибок я тогда наделал из-за собственной глупости? Их было не счесть, как и всех тех, кого я всё же подвёл.

Мне было тяжело, однако и это было ценным уроком.

Когда пылали миры и лишь гул реактора говорил о том, что я ещё жив и сражаюсь… то был ад, в котором навсегда умер мальчик и дал место мужчине. Вновь жестокие бои и неподвластные испытания… как много я мог сделать, как сильна была его боль, что стала навеки моей. Одна ошибка была допущена, не надо было слушать Тзинча…

Но и тогда я не сломался, хоть и глаза вытекали от жара.

В теле криговца я познал то, что значит быть настоящим солдатом и что даже не достигший восемнадцатилетия пацан может стать не просто хорошим защитником, а идеальной машиной смерти. Инстинкты покорились передо мной, страх смерть исчез и я встал над простым человеком, как это делают миллиарды людей по всей галактике. Не сломался, не опозорился, хоть и мир в очередной раз стал пеплом под моими ногами.

И ещё одно поражение вновь стало бесценным опытом.

Как и пробыв в теле космодесантника я был полностью уверен лишь в одном. Только само Человечество может определять сгорит ли галактика в огне или нет, и только сам Человек может определять свой путь. И пока горит искра души ничего не кончено и ничто не упущено.

— Умрёшь в неудаче — стыд тебе. Умрёшь в отчаянии — стыд всем над, — хрипло и безумно повторил Торквемада. — Шестьдесят третье Послание Терре, стих сто четырнадцатый.

— Этот мир не будет уничтожен, — произнёс я, чувствуя как разгорается безумное пламя Торквемады, вышедшее из-под моего контроля.

— И это почему же? — засмеялся Нургл, пока последние выстрелы делались в туннелях главной магистрали.

— Потому что я так решил.

И с грохотом взорвалось пламя, после чего в огне засияли девяносто девять маленьких Птичек, в чьих хрустальных оболочках сверкал огонь. Кровь стекала из семьдесят семи дыр, но я поднимался и ярость Торквемады хоть и не подчинялась более мне, но сегодня его безумие было направлено лишь против гнили и отчаяния. И всё дальше отступал сам страх, что пытался сгореть в пламени, чьим топливом становились не только души, но и любые эмоции.

— Вот что такое жизнь! — воскликнул я, изрыгнув из обожжённой глотки серый дым. — Огонь, что горит так ярко, что тускнеет всё остальное!

Отдавая этому огню всё больше, я продолжал делать один шаг за другим, хромая и опираясь на свой посох. Всё моё мастерство и знания библиария направляли безудержные потоки энергии. Вся решимость Алора заставляла судорожно сокращающиеся мышцы нести это бренное тело к цели. Ярко сверкала и гордыня Мордреда, о которую с шипением разбивались капли яда.

И никакой жалости я не испытывал ни к себе, ни к врагу, как это делал Юртен, для которого не существовало ничего кроме одной единственной цели, что равнялась приказу. Даже слегка удивился Лекс, когда вопреки его пессимизму волна за волной огонь сжигал преграды, а тысячи демонов стремительно начинали отступать и прыгать в эту магистраль, чтобы помешать тому, что не должно было случиться.

Словно потоп вся собранная мощь хлынула на меня, но было поздно.