Бывалый фронтовик дед Иван, бывало, вытягивал оставшуюся ногу прямо на середине длинных каменных ступенек, клал рядом костыли, и терпеливо выжидал, когда начнут подносить недопитое, - в стеклянных банках пиво. Бледные, обросшие жидкими рыжими бородками, москвичи: Олег и Игорь, не гневя бессчетное время, тлели над трухлявым ящиком застеленным газетой, как и при остроге, они держались на уважительном расстоянии от одноногого фронтовика. Если дед Иван, уже полвека не изменял сути своей инвалидной жизни, то скитальцы из бывшей имперской столицы пили пиво как здравочленые люди. У монастыря же один из них: сгибал откинутую ногу, умело, не снимая со ступни, выворачивал ботинок на 100 градусов, и превращался в полноценного полулежащего калеку. Второй, что моложе - Игорь, сощуривал один глаз, придавал лицу несколько идиотское выражение, и часа три беспрестанно тряс головой. Даже удивительно, - неужели нельзя было придумать что-то попроще. Хотя, трудно судить о вещах непостижимых, особенно если они дают более предпочтительный копеечный сбор. Может быть, именно по этому, в пивной - Игорь пил увереннее Олега.
У Жоры на мемориале тоже было своё установленное место, он сидел на овальной чурке за большим пнём, в тени рощи. И всем, кто не знал, а тому, кто знал, в десятый раз показывал где его уже покойный отец, в войну был ранен: - О...оон в том окопе, что возле подводной лодки. Кому-кому, а ему точно по праву принадлежит это удобное место. К нему на пенёк подсаживались его друзья, - потрошители полезного мусора в контейнерах, - собиратели металлолома и пустых бутылок. Один из них, смуглый, обросший, с выпученными красными глазами, рыхлыми сизыми усами, и постоянно стёсанной до крови горбинкой большого носа, разжёвывая обильно подсоленный проросший лук, любил громко вспоминать, как сельская тёща, в первый раз его встретила: настоянным на ловрушке самогоном, запечённой индюшкою, дерунами в сметане, маринованными грибами, печёночными пирогами, ещё чем-то острым... Говорит: щи с чесночными пампушками, ему не очень-то понравились. Солёный лук накалял его всегда жаждущее горло.
Алик, тот находил себе место везде, все были его знакомыми и друзьями, у всех он выбивал угощение, и особенно ближе к лету, когда в рощу стекались сезонные работники многочисленных: санаториев, пионер - лагерей, и интеллигенты из Всесоюзного дома творчества писателей.
Сюда шли пить пиво: сантехники, дворники, садовники, кухработники, кочегары, санитары и санитарки; шли шабашники из "царского села" и ближних дач, шли коротающее время бездельники, мелкие деляги, и всякий другой ни чем не примечательный народ, который просто выпивал и уходил не оставляя осколков впечатления от своего прихода.
Последним из друзей Алика, приходил глотающий шипящие звуки, редкозубый, худой с длинными прилипшими на острой голове, грязными волосами, - Роберт со своей подругою на голову выше его. Они поднимались с нижних дач, где жили в деревянном курене, - у моря, имея на то разрешение самой Валентины Николаевны Самойловой, а кто знает Валентину Николаевну, тот имеет представление, что значит жить на нижних дачах с её разрешения. Он рассказывал, что ожидает корабль из Америки, высланный за ним - его дядькой. Кроме Алика, вокруг Роберта, крутилось ещё два десятка - тоже друзей, которых он намеревался взять с собой на корабле. Из-за долгого ожидания, многие истомились обхаживать законного наследника американского корабля, и если бы не его загадочные встречи с одним представительным чудаком, его бы давно побили. Кроме того он всегда носил с собой залатанную торбу из грубой джутовой ткани, отдающей крысами и собачьей подстилкой. Осаждаемая мухами, муравьями, и всякими жуками торба целый день валялась в утоптанном дёрне у ствола ближнего ясеня. Внутри можно было разглядеть пожелтевшие отпечатанные бланки. Считалось, что там томятся бумаги, приготовленные для плывущего корабля. К вечеру торба наполнялась постоянным самогоном из вечной проулочной точки, что возле "Степного ветра", санаторными сосисками, котлетами, булочками, и другими остатками со стола привередливых отдыхающих. На длинной лямке: свисающая мешковина ударялась об худые ноги хозяина, - он со своей подругой опускался на нижние дачи дежурить высланный корабль.
Эта вонючая торба, зелёные шорты, слипшиеся волосы, и длинношеяя подруга, которая почему то ему одному принадлежит, уже порядком всем надоели; и однажды в середине лета, когда полулитровые банки из-под томата высохли, а торба продолжала нестерпимо тлеть помоями, все обратили внимание на сидевшего под накалённым солнцем у большого валуна Нового человека. Непонятно что он вообще здесь делает, раз не пьёт пиво. Прильнул к историческому камню, меряет стальным взглядом мировой простор, - и всё. Никто не знал: когда, откуда он появился, куда уходил...
Почувствовав иссушающее напряжение толпы Роберт, стал по ступенькам подниматься на верхнюю площадку, он всматривался вдаль моря, выискивая идущему кораблю подходящую гавань, и споткнулся об костыли деда Ивана.