419

Только она была мала для взрослых аттракционов, а он великоват для малышовых, так что вечерами напролет она каталась на «Танцах у божьей коровки» или «Экспрессе пяденицы» (американских горках с одним-единственным кругом и одной-единственной кочкой), а отец махал, когда она проезжала мимо.

Пока стояли за мини-пончиками – влажными, теплыми, с корицей, кульминация каждой поездки в луна-парк «Табун», – Лора пошла вперед, вдоль очереди, а отец остался. Она вдумчиво изучила меню на доске, после продолжительных размышлений выбрала «Большой пакет», побежала обратно, и тут ей что-то попалось под ноги. Двадцать долларов.

Примчалась к отцу, задыхаясь:

– Гляди!

Восторг ее, впрочем, оказался краток.

– Миленькая, – сказал он, – это не наше, нельзя это брать.

И они пошли вдоль очереди и всех спрашивали, не терял ли кто двадцатку. Один за другим все отвечали «нет», а потом они наткнулись на толпу ухмыльчивых подростков.

– Ага, – сказал один. – Моя.

Уходя, Лора слышала, как подростки смеялись.

– Это не их, – сказала она, совсем надувшись.

– Возможно, – сказал отец. – Но точно не наша.

И она потерялась где-то в бреши между «возможно» и «точно» – остаток вечера псу под хвост. Шагая с отцом по луна-парку, разобиженная рука в его руке, мимо киосков «орел или решка» и призов за «дартс», Лора про себя вела учет всему, что могла бы купить на утраченную двадцатку:

...

• снежный шар с конным полицейским

• бандану со стразовым приветствием «Салют, чувак!»

• веер открыток для бабули

• розовое облако сахарной ваты

• светящийся в темноте блокнот, на обложке провозглашающий «Табун» «величайшим шоу на земле»

• медвежонка в старческих очочках а-ля Румпельштильцхен

• пластмассового ковбоя-копилку

• билет на «Всевидящего оракула»

• кучу блестящих резинок для волос, блеска для губ и светящихся браслетов

По сторонам уплывали возможности, а Лора все выглядывала ухмыльчивых парней, выхвативших двадцатку у отца. Так и не увидела, да оно и к лучшему. Что бы она сделала? Выследила их, как Нэнси Дрю? С упреком наставила палец на вожака?

Но Лора, кажется, так и не простила отца. В глубине души – не простила, а это самое главное.

12

В небе, вдали – артерия молнии.

Грозы без дождя.

Ветра без воды.

Она проснулась, а когда села, с нее посыпалась пыль, и голос, что странствовал вместе с нею, вновь встрепенулся, вновь прошептал: «Вставай. Иди дальше. Не останавливайся».

13

На улице Огден остались три следа, надо разбираться: след перевернутого автомобиля под насыпью; след автомобиля, который снесло с дороги, по утрамбованному снегу – явно того же «олдсмобиля», который внизу, однако это еще нужно подтвердить; и след машины, которая дала по тормозам и остановилась, развернулась, уехала вверх по холму, и покрышки прокатились по собственному мусорному кильватеру. Эта машина направлялась к ограждению, но затормозила.

Сержант Бризбуа сидел за столом над фотографиями с места происшествия и разглядывал заляпанный свитер жертвы – «А они сказали, какой свитер?» – и тут на стол легла папка.

– Совпали, – сказала констебль, молодая балаболка из отдела реконструкции.

– Которые?

– Все.

– Все?

Она кивнула:

– Все следы – одной машины, «олдсмобиля» жертвы.

Бризбуа выпрямился.

– Но след же не сплошной. Тот, что выше, и тот, что ниже, – тот, что ушел на насыпь, – они же под разными углами.

– И тем не менее покрышки одни. Одна машина, одна четверка колес.

И с тихим этим откровением она его покинула. Жертву не сталкивали с дороги и не преследовали. Во всяком случае, не извне.

Бризбуа припомнил, как один полицейский – Колин, кажется, – сказал, на месте исследуя траекторию: «Мимо ограждения на пару дюймов промахнулся».

– Неудачно вышло, – сказал Бризбуа.

– Неудачно вышло, – сказал констебль, – или удачно целились.

14

Лорин отец надел тот же свитер, что и всегда, с геометрическими оленями, уже несколько пообтрепавшимися, будто страдают от какой-то лесной чесотки. У отца этот свитер много лет – Лора еще с детства помнила.

Тогда они с отцом виделись в последний раз, только Лора этого не знала.

– А где зеленый кардиган? – спросила она. – Я же тебе кардиган на Рождество подарила.

– А, кардиган? У меня.

– Ты его не носишь.

– Я ношу. Я просто… – Он надевал оленей, отправляясь к Лоре, потому что помнил, как ей нравился этот свитер в детстве, как она сочиняла оленям имена, хотя все они на одно лицо. – Я думал, тебе этот нравится.

– Мне нравится, но он ведь поношенный уже.

И – вот это было ужасно. Он стянул свитер.

– Пап, да ладно тебе.

– Нормально. – И стоял перед ней в одной рубашке, а свитер комом в руке. – Ну, что у нас на обед?