42

Заканчиваю на этом. У нас уже ночь, а завтра идти на работу. Ты напиши, что слышно с твоей учебой? Пиши о себе, о городе, пиши что угодно, ладно? Я буду ждать весточки. И буду ужасно скучать. Ты даже не представляешь, как важно, чтобы ты не терялась. Ты самая близкая мне подруга, Рахель. Скажи, ты не забыла об этом?

С любовью и нежностью, твоя навсегда, Сара».

1932

Приспособление, напоминавшее платформу на колесах, с шумом отъехало назад и через секунду-две вернулось, неся в восьми продолговатых ячейках восемь пустых стеклянных бутылок. Через мгновение сложный механизм привел в движение металлическую планку с восемью технологическими выступами и она осторожно столкнула эти восемь бутылок в стоявший рядом поддон. Тут же восемь ячеек на дне поддона пришли в вертикальное движение и аккуратно поставили упавшую в них тару на площадку, расположенную вплотную к нему. Эта партия тары мягко подвинула предыдущую партию из точно таких же восьми бутылок на двигавшийся конвейер, расположенный сбоку от самой площадки. Конвейер переместил бутылки к конечной точке – узкой колее перед невысокой ступенькой, продвигаясь по которой, бутылки попадали под большой вращавшийся барабан с тридцатью двумя длинными тонкими трубками. Барабан, периодически проходя точно отмеренное расстояние, размещал каждую из трубок так, чтобы она находилась строго над очередной бутылкой. Затем трубка опускалась, и в бутылку наливалась порция свежего молока. Далее бутылка с молоком перемещалась по ходу движения барабана к следующему приспособлению, которое закрывало ее герметичной крышкой.

Весь этот сложный, на первый взгляд, механизм работал настолько слаженно и четко, что со стороны присутствие человека здесь могло показаться делом совершенно необязательным. Тем не менее, была одна загвоздка, которая, несмотря на всю кажущуюся продуманность этой части производства, требовала рядом с собой постоянного людского присутствия. Те бутылки, что подталкивались на двигавшийся конвейер очередной партией стеклянной посуды, не всегда подходили к ступеньке перед барабаном по одной в ряд, как того требовала конструкция. И, когда такое случалось, несколько бутылок создавали небольшой затор, смешно толкаясь перед узкой колеей, ведущей к барабану, и чем-то напоминая очередь из уставших людей в дверях какого-нибудь маленького магазина. В такие моменты стоявший рядом Курт Шольц ловко выравнивал посуду с помощью особым образом изогнутого металлического прута, давая возможность ей быстрее пройти к ступеньке, а потом и к самому барабану. Работа была монотонной, неинтересной, и Курт, изо дня в день разбираясь с заторами из бутылок, откровенно скучал.

– Здравствуйте, Шольц, – раздался за спиной громкий голос Юлиуса Гольдманна.

Шум здесь был достаточно сильным, и потому Гольдманн при разговоре вынужден был почти кричать. Курт повернулся и, нахмурившись, через силу кивнул. Гольдманн был управляющим цехом, имел почти неограниченную власть над всеми, кто в нем работал, и периодически пользовался своей властью самодовольно и беспощадно. За что и был здесь нелюбим многими, что, впрочем, его самого совершенно не волновало.

– У вас в этом месяце целых четыре серьезных опоздания, – Гольдманн деловито водил карандашом по разлинеенному листу бумаги, аккуратно подколотому к большой черной папке. – И один раз вы на сорок минут раньше ушли со смены. Я буду сегодня подавать эти сведения в бухгалтерию, так что можете быть готовым к тому, что подобная ваша самодеятельность отразится на вашей оплате.

– У меня были на то причины, – начал виновато объяснять Курт, наклонившись к управляющему. – Я имел договоренность со старшим бригадиром и…

– Детали меня не интересуют, Шольц, – Гольдманн с апломбом смотрел на него снизу вверх, и было такое впечатление, что управляющий цехом явно наслаждался моментом. – Позвольте вам напомнить, что это производство, а не кукольный театр. Вы нарушили дисциплину, так извольте понести за это ответственность. Всего вам доброго, Шольц.

Гольдманн повернулся и, сделав в своем листке какие-то отметки, стал пробираться дальше по цеху. Курт со злостью смотрел ему вслед и размышлял о том, что могло бы случиться, решись он высказать этому коротышке все, что о нем думает. Спустя полминуты, Шольц снова повернулся к конвейеру и принялся быстро расталкивать прутом образовавшийся затор из бутылок.