42-й градус. Проклятая

Завела меня за угол и тянет дальше по проулку к развратному дому.

– Ты что, спятила совсем? А ну пусти! – прикрикнула на нее.

Она взволновано оглянулась по сторонам – проулок пустой.

– Мазник тебя ждет, поговорить хочет. Иди, чего встала, шальная. Отвлеку пока мужичков пойду, а то еще увидят, что ты к нам ходишь, и перестанут наведываться, – распушила засаленные волосы и, виляя бедрами, вернулась на главную улицу.

Странно, зачем я понадобилась Мазнику? Он всегда меня гонял в детстве, чтобы и близко не подходила к его дому. А тут на тебе. Неужели передумал и хочет меня в ряды своих красавиц взять? Тогда ему не поздоровится! Откручу все причиндалы его и расскажу жене Клока о его похождениях сюда. А с этой бабой связываться никто не желает. Шум поднимет такой, и конец удовольствиям мужским.

Рядом с телегой все те же красавицы стоят. Увидев меня, промолчали, лишь хмыкнули, когда я вошла в дом разврата.

Большое помещение. За закрытыми перегородками тусклые масляные лампы чадят. Запах жженой смолы перебивает приторно сладкий от благовоний. В дальнем углу, за закрытой шкурой, шорох и вздохи. Стон, переходящий в рычание, и похвала блудницы своему любовнику.

– Фу… – чуть не вырвало меня от услышанного.

Постучала в единственную дверь справа. И, не дожидаясь ответа, влетела в личные покои Мазника.

Любитель женщин сидел на стуле с закрытыми глазами, в то время как одна из его девиц разминала ему плечи. Я давно его не видела. Лицо осунулось, щеки впали, но пузо все так же выпирает под широкой рубахой. Не стригся давно, и борода с палец длиной. «Спит», – подумала, но он нехотя открыл глаза.

– Иди, Сати, благодарю, мне уже лучше, – похлопал девушку по руке.

– Обращайся, дорогой. Если захочешь… позови, – проговорила она томно, с придыханием, слегка нагнулась и потерлась оголенной грудью о мужские плечи.

Я отвернулась из-за такого призыва и открытого обольщения и подождала, пока девушка не вышла и не оставила нас наедине.

– Зачем меня позвал? Чтобы смотрела на полураздетых любовниц? – скривилась я.

– Сати снимала напряжение и головную боль, – сказал ровно, спокойно и тут вдруг как даст кулаком по столу.

Я подпрыгнула на месте от неожиданности.

– С ума сошел! – крикнула.

– Я сошел?! Ты сошла! Доигралась, дура! Какого ливня ты там написала в столицу? Сколько раз говорил, сиди тихо. Лезешь везде! На какие беды мне это все надо, – тяжело вздохнул и взялся за голову.

– Чего ты так сразу, – не поняла я с перепугу.

– Манатки свои собирай и вали скорее из пятого градуса подальше, вот что! – покачал головой. – Твоя мать меня не простит, если тебя, убогую, не сберегу, – выдохнул.

Мы никогда с ним о маме не говорили. Даже когда похоронили ее, он ничего не сказал, молча ушел и больше не приходил.

– Дядь… – тихо прошептала, как в детстве.

Мазник взглянул печально, поправил бороду рукой и поднялся со стула. Сколько его помню, всегда прихрамывал на правую ногу. И сейчас ступает, словно перекатывается всем телом. Подошел к большому коробу, который мать ему сплела из колючки. Склонился над ним и вынул оттуда стеклянный бутылек. Я отшатнулась. Откуда? Стекло запретили и уничтожали как колдовство.

– Так ты правда магией пользуешься? – изумилась я, глядя во все глаза, как он аккуратно держит бутылек с темным содержимым и садится на место.

– Не я, твоя мать пользовалась. А склянка еще с давних времен…

– Что? – мне стало дурно.

– Сядь, расскажу, что знаю, и после этого ты наконец уберешься отсюда, времени у тебя мало.

***

Я бежала от дома Мазника, не оглядываясь. В голове все смешалось, не осталось прежнего мира. Точнее, он был на месте, все тот же унылый, тратящий последние крупицы своей силы, жаждущий помощи – чтобы кто-то влил в него энергию для цветения. Но в груди моей теперь разливался пожар обиды и непонимания из-за слов человека, любившего мою мать. Мазник сам не знает причины всего, но несмело предположил, что не в магии дело. Возможно, лишь косвенно в ней, а начало – темное и ему неизвестное.

Я бежала, не видя перед собой никого и ничего, а в ушах – звон от голоса хозяина увеселительного дома:

– Любил я Белянку. Ой как любил. Пришла она, тебя в платке укрывая. Захотел ее к себе взять. Так она ладонь свою к щеке моей приложила. Погладила. Мне так спокойно никогда не было. Тогда и решил, что никому не дам обидеть ее. Совсем люди озлобились, а от нее доброта идет. Сокровище такое самому нужно, – засмеялся Мазник, вспоминая знакомство с мамой.

– Знаю, чем вы занимались, – фыркнула я. – Ходил к ней любовником.

– Тю… дура! Она меня и близко не подпускала. Я за ней, она от меня. Отца твоего любила, а я ждал, может, привыкнет.

– Так вы же вместе были… закрывались там и…

– И ничего между нами не было. Просила она меня о помощи, – приподнял бутылек. – Кровь ее это.

– Ты совсем из ума выжил?! Смотрю, рассудок твой не на месте!

Но чем больше он говорил, тем сильнее меня колотило. Такое придумать постараться надо. Врать Мазнику не к чему. Что ему с этого.

– Уходить тебе надо. Клоку пришел ответ с севера. Казнить!