45-я параллель

– Я жду всемирную войну с нетерпением! Пусть земля обагрится кровью! Русские победят! – голос Алексея гремел над травами и цветами. – Ад выглядит как пчелиные соты. – продолжал он. – Там горит огонь. Запах серы витает повсюду, и нет спасения! Черти! Черти!

– Мы уйдем в монастырь, к святым людям! – сообщила Светлана.

Пока я слушала Алексея, дядюшка Шило поймал щенка, разрубил его топором, поджарил и съел. Одну лапку он решил засолить и высушить на своем участке прямо под домом.

Дети Трутня бросились ко мне.

– Тетя Поля, дядюшка Шило опять мучил собачку! – кричали ребятишки.

Моя мама в этот момент находилась у общей качалки, она собиралась набрать воды, чтобы постирать тряпку, которой мыла подъезд.

Шило, заметив ее, заорал из своего окна:

– Убирайся, чеченская тварь! Не смей брать воду подле моего подъезда! – и грязно выругался.

Мама в долгу не осталась, ответила, что место Шило – на зоне.

Дети, бывшие свидетелями этой сцены, подобрали камни с земли и начали бросать их в уголовника. Несколько камешков попали старику в лицо.

Любава и Гришка кричали:

– Убийца! Мразь!

Трутень высунулся из подъезда и детей отругал.

– Надо убить Джульетту, – поддержал он дядюшку Шило.

Мама сказала:

– Твои дети гордятся тобой. Не разочаровывай их. Они любят животных.

Трутень продолжал бурчать.

– Убьешь нашу собаку, поймаем твою и тоже убьем! Написано в Коране: око за око. За собаку – собаку. За ребенка – не его убийцу, а – его ребенка! Мы живем по законам гор! Ясно? – крикнула я.

После моих слов Трутень смутился и сообщил, что ничего против нашей собаки не имеет, а дядюшка Шило спрятался за шторами.

Дочь Трутня, Любава, видя, что мы не даем в обиду Джульетту, напросилась ко мне учить стихи, которые ей задали в Доме творчества.

– Не выучу Лермонтова, дедушка Мирон не купит краски, – назвала она жесткие условия директора.

Отказать я не могла.

После того как стихи, пусть и с запинками, были выучены, Любава попросила отвезти ее назавтра в поликлинику.

– Мама болеет, а папа пьяный, – сказала девочка.

Прививку делали натощак, поэтому мы отправились в путь очень рано. Первое, что бросилось в глаза в медучреждении, – навесные старинные часы в холле. Их желтый деревянный корпус был круглым, циферблат с черными римскими цифрами – белым, а стрелки походили на мушкетерские шпаги.

В поликлинике много лет не делали ремонт, о чем свидетельствовали грязные стены, пятна и трещины в потолке. Местами облупилась штукатурка.

Врач, который должен был сделать Любаве прививку, задерживался.

В какой-то момент уставшая и голодная девочка спросила:

– Который час?

Я вышла в холл, посмотрела на часы и вернулась:

– Восемь сорок.

Пожилая женщина с мальчиком, они ждали в очереди, после моих слов вытащила из кармана телефон, глянула и сказала:

– А мои на две минуты спешат.

От долгого ожидания Любава вскоре опять заныла:

– Когда меня примут?

Я снова пошла в холл, посмотрела на часы:

– Сейчас девять тридцать пять.

Отец с двойняшками, сидевший напротив нас, глянул на запястье и утвердительно кивнул.

В поликлинику прибежала Катя, подружка Любавы. Она тоже решила сделать прививку.

– Иди посмотри, который час, – попросили меня девочки.

– Посмотрите сами, – ответила я, изрядно разозлившись на непунктуального врача.

Через три минуты девочки вернулись.

– Нет их! Там их нет!

– Кого нет?!

– Часов!

– Не может быть! Куда же они делись?

Мы отправились в холл вместе: я, Любава и Катя. Под потолком, на том месте, где были часы, висела пыльная пластмассовая гирлянда желто-оранжевых кленовых листьев.

В лабораторный кабинет с анализами спешила дородная медсестра. Я окликнула ее.

– Где часы?!

Медсестра вздрогнула, внимательно посмотрела на меня и отчеканила:

– Лечиться вам надо! Какие часы?!

– Здесь висели, под потолком! – хором воскликнули мы.

Она смерила нас долгим презрительным взглядом и удалилась.

За медсестрой появилась прихрамывающая пожилая санитарка.

Я спросила:

– Где часы, которые здесь висели?

Санитарка посмотрела на нас подозрительно:

– Кто вам сказал про часы?

– Никто. Мы их видели.

– Хм, – недоуменно пожала плечами она. – Здесь действительно были часы, но они упали и разбились летом 1991 года. С тех пор висит гирлянда… Я сама ее вешала, поэтому помню.

Мы остолбенели. Никакого логического объяснения этому не было.

Но то, что село полно аномальных загадок, оказалось правдой.

Врач, который должен был сделать прививки, так и не явился.

Выйдя из поликлиники, Катя отправила нам воздушный поцелуй и засеменила к озеру, а мы с Любавой зашли к ее бабушке по отцу, проживающей в центре.

– Девочки, отведите мою овчарку к дядюшке Шило, – попросила бабушка Любавы, предложив нам поучаствовать в убийстве.

Овчарка раздражала хозяев тем, что гоняла домашнюю птицу.

Я возразила:

– Не лучше ли отдать собаку охранять двор?

– Нет! Пусть убьют и съедят. Я так хочу. Собака год прожила. С нее хватит!

– Вам сколько лет? – не выдержала я.

– Восемьдесят три.

– Долго же вы живете!

Я забрала овчарку и отдала людям, чей дом возвышался у самых холмов: им нужен был пес для охраны. Овчарке новые хозяева понравились. Она носилась по двору и благодарно виляла хвостом.