– Если ты сегодня не покажешься, нам тебя будет явно не хватать, – сказал Битти, задумчиво кладя трубку в карман.
«Я никогда больше не приду», – подумал Монтаг.
– Поправляйся и больше не болей, – сказал Битти.
Он повернулся и вышел через открытую дверь.
Монтаг наблюдал в окно, как отъезжает Битти в своем блестящем, цвета желтого пламени, «жуке» с угольно-черными шинами.
На другой стороне улицы далеко тянулись дома с плоскими фасадами. Как это сказала Кларисса однажды днем? «Нет больше парадных крылечек. Мой дядя говорит, что раньше они были. И люди сидели там иногда по вечерам; если им хотелось разговаривать – разговаривали, а если не хотелось – качались в креслах-качалках и молчали. Порой они просто сидели там и думали о разном, перебирая в уме всякие вещи. Дядя говорит, что архитекторы избавились от парадных крылечек, потому что они плохо смотрелись. Но еще дядя говорит, что это объяснение придумали позднее, а скрытая причина, довольно глубоко запрятанная, возможно, заключалась в том, что архитекторы не желали, чтобы люди просто так сидели на своих крылечках, ничего не делали, качались, разговаривали – это считалось дурной
Монтаг повернулся и взглянул на жену – она сидела посреди гостиной и разговаривала с диктором, а тот, в свою очередь, разговаривал с ней.
– Госпожа Монтаг… – говорил диктор. То, се, пятое-десятое.
– Госпожа Монтаг… – И другие слова, уже совершенно о другом. Конвертерная приставка, обошедшаяся им в сто долларов, автоматически вставляла имя жены всякий раз, когда диктор, обращаясь к анонимной аудитории, делал небольшую паузу, куда можно было вставить соответствующие слоги. Другое специальное устройство, точечно-волновой скрэмблер, так изменяло телевизионное изображение непосредственно вокруг губ диктора, что казалось, будто его рот самым прекрасным образом произносит именно те гласные и согласные, которые составляют требуемое имя. Да, это был друг, вне всякого сомнения, самый настоящий друг.
– Госпожа Монтаг… – произнес Монтаг. – А теперь посмотрите сюда.
Голова Милдред повернулась, хотя было совершенно очевидно, что она не слушает.
– От того, чтобы не пойти на работу сегодня, всего один шаг, чтобы не ходить туда и завтра, чтобы вообще больше не появляться на пожарной станции, – проговорил Монтаг.
– Но ведь ты же пойдешь на работу сегодня вечером, разве нет? – спросила Милдред.
– Я еще не решил. Сейчас у меня ужасное ощущение – хочется крушить и убивать.
– Возьми «жука».
– Нет, спасибо.
– Ключи от «жука» на ночном столике. Когда у меня такое состояние, мне всегда хочется мчаться как можно быстрее. Довожу скорость до девяноста пяти миль и чувствую себя прекрасно. Порой гоняю так всю ночь, а когда возвращаюсь, ты знать ничего не знаешь. За городом очень забавно. Давишь кроликов, иногда сбиваешь собак. Возьми «жука».
– Нет, не хочу, не сейчас. Пусть это веселенькое чувство остается подольше. Господи, как же меня разобрало! Не знаю, что со мной. Я себя чувствую чертовски несчастным, я просто взбешен и не пойму отчего. Такое ощущение, будто я набираю вес. Словно я ожирел. Словно я копил в себе много всего, а вот что именно – не знаю. Я, может быть, даже начну читать книги.
– Тебя посадят в тюрьму, ведь посадят, да? – Милдред смотрела на него так, словно он находился за стеклянной стеной.
Монтаг начал одеваться, беспокойно бродя по спальне.
– Да, посадят, и, может быть, это неплохая идея. Пока я кого-нибудь не покалечил. Ты слышала Битти? Ты слушала, что он говорил? Он знает ответы на все вопросы. И он прав. Счастье – очень важная вещь. Удовольствия – это все. И тем не менее я сидел там в кровати и все повторял про себя: «Я несчастлив, я несчастлив».
– А вот Я счастлива! – Рот Милдред просигналил ослепительной улыбкой. – И горжусь этим!
– Я должен что-то сделать, – продолжал Монтаг. – Еще не знаю, что именно. Я должен сделать что-то большое.
– Я устала слушать эту ерунду, – заявила Милдред и снова отвернулась от Монтага к диктору.
Монтаг коснулся регулятора громкости на стене, диктор потерял дар речи.
– Милли? – Монтаг осекся. – Это твой дом, так же как и мой. Я полагаю, будет справедливо, если я тебе кое-что сейчас расскажу. Надо было сделать это раньше, но я даже сам себе не мог признаться. Я хочу, чтобы ты увидела кое-что, что-то такое, что я откладывал и прятал весь прошедший год, мало-помалу, по штучке, раз за разом, сам не знаю зачем, но я делал это и ничего тебе не говорил.